Я – Джек-Потрошитель? - Александр Чернов Страница 28

— Ты убил Таню? — спросил я раздельно.

Николаев был ниже меня, но широкоплеч и жилист. Физической силой он обладал незаурядной. Я это понял сразу, едва ощутил под своими пальцами его тугие мышцы. С трезвым Николаевым справиться было бы нелегко, но сейчас у него не хватило сил даже для того, чтобы удивиться. С кашей во рту он сказал:

— Ты с ума сошел? Ты кто?..

— Отвечай!

— А-а… понял, — голова Николаева упала на грудь. — Отпусти, сейчас отвечу.

Я поверил ему, убрал руки… Неожиданно, сильный пинок в коленную чашечку подломил мою ногу, и тут же я почувствовал мощный удар в лицо.

Ощущение было такое, будто носом налетел на стену. Я взвыл от боли, кинулся к Николаеву и нанес ему удар в челюсть. С Бориса слетела шляпа. Подхваченная ветром, она покатилась по асфальту. Охнув, Борис присел, но мгновенно поднялся и, набычив голову, пошел на меня с кулаками. Я был пьян и это разъярило меня. Двумя короткими точными ударами в лицо я сбил Николаева с ног, оседлал его и ударил по щеке.

— Ты убил Таню?

Николаев попробовал вывернуться из-под меня — напрасно: я держал крепко.

— Ты?

Борис промычал что-то нечленораздельное. Я хлопнул его по другой щеке — Николаев прикинулся мертвым. Тогда я стал хлестать его по щекам, приговаривая:

— Ты мне скажешь… ты мне скажешь…

Голова Николаева стучала об землю, будто гнилая тыква. Вдруг он открыл глаза и вполне отчетливо произнес:

— Пошел ты к черту!

— Что?!..

— Ммм…

Большего я от Бориса добиться не мог. Многое я хотел бы узнать у Николаева, в том числе, что он знает о папке бывшего тестя, но дальнейшее выколачивание сведений из Бориса было равносильно выколачиванию ответа у куска говядины на вопрос: "Свежий ли ты?" потирая покалеченную ногу, я принес шляпу. Борис лежал без движений. Поднял его, отряхнул, надвинул на лоб шляпу. Ноги не слушались Бориса, были как у тряпичной куклы. Я положил руку собутыльника к себе на плечи, обнял его и повел к дороге.

О том, чтобы ехать на автобусе, не могло быть и речи. Я стал останавливать такси, отметив про себя, что содержание Николаева обходится мне слишком дорого. Никто не хотел везти странную пару. Завидев нас, машины отчаянно сигналили, переезжали на встречную полосу и на повышенной скорости удирали вдаль. Бориса пришлось укрыть в нише автобусной остановки. Я вновь вышел на дорогу и напустил на себя кроткий вид. Третье по счету такси завизжало тормозами. Я наклонился к распахнутой дверце.

— Мне до Пушкинской, но по дороге подбросим приятеля. Он чуть-чуть навеселе.

— Сколько дашь?

— Сколько скажешь.

Таксист согласился.

Николаев никак не хотел покидать насиженное место и будто прирос к скамейке. Я с трудом выдернул упирающееся тело, дотащил до машины, впихнул на заднее сиденье. Борис сразу оценил преимущество теплого салона перед продуваемой насквозь остановкой. Он развалился, заулыбался — и вдруг закинул ноги таксисту на плечи. Верзила водитель подался вперед, оборотил к нам квадратное лицо.

— Ребята! Это вам не Чикаго! — ошеломленно, с угрозой в голосе, сказал он. — Вытряхивайтесь-ка из машины.

Я скинул ноги Николаева со спинки сиденья, но они взметнулись вверх с удвоенным нахальством. Со злостью я ударил Бориса ниже коленей, запихнул его ноги между сиденьями и прижал своими, как шлагбаумом.

— Он больше не будет, — сказал я извиняющимся тоном. — А за неудобства я вам доплачу.

Таксист повел плечами, тронул машину с места. Борис запрокинул голову и всю дорогу храпел. Я ему не мешал.

Автомобиль остановился точно у подъезда Николаева. Я попросил водителя подождать. Борис окончательно размяк. Не могу сказать, что обходился с Николаевым гуманно: он сидел у меня в печенках. Извлек из машины безжизненное тело, взвалил на плечи и побрел к подъеду. Николаев слюнявил мою шею и казался не легче статуи Максима Горького с одноименной площади нашего города. К счастью, лифт работал. Я вошел в кабину, прислонил ношу к стене, нажал на кнопку. Когда повернулся, Борис мокрой тряпкой распластался на полу. Поднимать его у мне не было ни сил, ни желания. Я отбросил церемонии, схватил Бориса за шиворот и поволок из остановившейся кабины. У квартиры Николаевых прислонил Бориса к двери, позвонил и, когда в коридоре послышались шаги, быстро зашел в лифт и спустился на первый этаж.

…Гром грохотал, будто трещала по швам Вселенная. Такси летело по шоссе, спасаясь от преследования грозы, но тщетно — первые крупные капли обстреляли стекло — и вдруг на машину обрушился шквал ливня… Щелкнул тумблер — по стеклу испуганно заметались руки стеклоочистителя, однако разогнать бешенный напор воды ему не удавалось, и водитель отключил бесполезное сейчас устройство. Ехать дальше было невозможно. С включенными фарами такси замерло у обочины. Под нами проносился дикий пенный поток, который устремлялся в переулок. Вспышки молний ежесекундно озаряли образовавшееся там озеро и грузовик, залитый по самые борта водой.

Такси вмиг превратилось в холодный склеп. Водитель потянулся к приборному щитку… заработал обогреватель. Я задремал.

Добрых полчаса продолжался "гидроналет", потом стали различаться отдельные капли, барабанящие по крыше, — и все стихло. Дорога загудела, ожила. Впереди загорелись габаритные огни машины и, колеблясь, уменьшились в сторону гигантских электрических разрядов и раскатов грома. Мы тоже тронулись с места, помчались за грозой. Ее край настигли через пару километров. Дождь вновь зашлепал по машине и уже не прекращался.

В наших окнах свет не горел, родители уже спали. Я поднялся на свой этаж, тихонько открыл ключом двери — и скрипнул зубами: в комнате работал телевизор.

Вспыхнула люстра. Завернутый в покрывало, которое сзади складками ниспадало на пол, а спереди открывало взору голые ноги, отец предстал передо мной в обличии Немезиды — богини возмездия.

— Когда ты подправишь антенну, — возмутился он. — Телевизор смотреть невозможно.

— Завтра.

Не торопясь, я стаскивал с левой ноги туфель, а правой — рылся в кармане отцовского пальто. Он был пуст. Я поменял ногу и запустил руку в другой карман. Там лежал ключ. Я зажал его в руке. Незаметно достал точно такой же, но от нового замка и подменил на старый.

"Надо не забыть утром выкинуть старый замок", — мелькнула мысль.

Отец продолжал что-то говорить, но я не слушал. Мне было не до разговоров. Я юркнул в свою комнату, скинул с себя одежду и уснул по дороге к кровати.