Лето быстрых перемен - Николай Рябов Страница 28

По утрам я всегда занимаюсь гимнастикой на кухне, возможно потому, что чувствую себя там уютнее, или просто из-за того, что, делая упражнения, люблю слушать по радио ненавязчивые и рассудительные передачи русской службы Би-Би-Си. Кроме того, можно попутно приготовить себе завтрак.

Бибисейских новостей почему-то не было, и пришлось крутить настройку приёмника, чтобы найти «Радио Мелодия» в ультракоротком диапазоне. Когда из динамиков послышалась песенка «Самоцветов», я незамедлительно приступил к зарядке.

Покуда я активно размахивал своими гантелями, делал разнообразные повороты, вращения, наклонялся и приседал, в голове, примерно в том же довольно быстром спортивном ритме, плясали мысли, которые ещё вчера донимали меня в машине по дороге в Москву.

«Оказывается, Гнедин несколько лет назад мог заработать кучу деньжищ на новоградской пирамиде! – размышлял я, тщательно разминая поясницу круговыми вращениями корпуса. – Если это действительно так, то причина нелюбви к молодому талантливому банкиру со стороны особо догадливых жертв – очевидней, чем пятно краски на линолеуме у печки».

«Причем здесь нелюбовь к банкиру?! – бесцеремонно перебил я самого себя. – Ведь нас интересует лишь его жена, Елена Константиновна! С какой такой стати, она вдруг заинтересовалась бывшим женихом, о котором столько лет даже слышать не хотела?!».

«А мне почем знать! – резонно возразил я, глубоко прогибаясь с поднятой гантелей сначала в левую, а затем, в правую сторону. – Бережная говорила, что подруга романтична по натуре. Гнедина просто могла вспомнить о смывшемся женихе – вот и спросила. А раньше не интересовалась лишь потому, что давно не видела Ирину…».

«Они переписывались и перезванивались друг с другом, – не сдавался я, вспоминая услышанное от Ирины Анатольевны. – Если тебя что-то волнует, ты обязательно спросишь! А вдруг она всё ещё его любит?!!!».

«Может и любит, – спокойно согласился я и, оставив на минуту гантели, набрал воду в кастрюлю и поставил её затем на огонь. – Что с того?… У неё муж, дочка и положение в обществе, которому позавидует любая! Ты, к примеру, когда-нибудь ездил в Ниццу?».

«В Ниццу?! Эка невидаль, твоя Ницца! Синее море да пальмы в ряд можно увидеть и на Кавказе! – наклоны вперёд я никогда не любил, но наклоняться с прямыми коленями мне всё равно пришлось. – Ковалёв был снайпером в ДШБ, а после дембеля даже не распространялся, что был на боевых. Между прочим, десятки духов завалил!».

«Да ведь то было ещё при Союзе, зачем вспоминать прошлое?! – я опять прервал зарядку, чтобы бросить в закипевшую воду немного соли и высыпать вермишель из пакета. – Лена и Игорь любили друг друга, а осенью девяносто четвёртого хотели сыграть свадьбу».

Я стоял и смотрел на то, как кипит вермишель в кастрюле. Через минуту я снял её с огня, накрыл крышкой и затем положил сверху сложенное в несколько раз полотенце – пусть доходит. Вместо кастрюли, на огонь был водружен полный чайник.

После этого я вновь вернулся к упражнениям, зная, что через десять минут завтрак будет почти готов.

«Хотели свадьбу сыграть? – переспросил я, улегшись на пол вверх животом. – Ну и пусть хотели! А где гарантия, что за день до свадьбы не встретишь свою настоящую половинку, которую никогда и ни с кем не спутаешь?!».

«Лена была знакома с Ковалёвым три или четыре года! – возмутился я, вращая поднятыми над полом ступнями. – Что твой московский месяц против нескольких новоградских лет!».

«Да не скажи… В Москве иным день за месяц зачтётся – это, как попадёшь!».

Отжимания от пола я тоже не очень-то жаловал, но «двадцаточка» была обязательным номером программы и, после разминки ног, пришлось безропотно принимать упор лежа.

«Ещё неизвестно, что за братец у этого Ковалёва. Уж больно знакомая у него фамилия…», – подумал вдруг я о Вадике Каперском со старой фотографии рядом с Царь-колоколом.

«А Фенькин – сволочь! Да и Вита Александровна, видать, та ещё стерва, – воспоминания о самовлюблённых новоградских нуворишах даже при отжиманиях не доставили мне удовольствия. – Ну и друзья у Гнедина…».

«Думаешь, твой банкир лучше?», – этот вопрос я задал себе уже во время серии заключительных приседаний, но так и не ответил на него, потому что стал сосредоточенно подсчитывать их количество.

Сыр, масло, кетчуп, колбаса из холодильника, банка растворимого кофе и сахар из подвесного шкафчика – все эти действия были отточены годами и заняли у меня не больше пары минут.

Кусочек хлеба в тостер, сварившуюся вермишель из дуршлага – в тарелку. Вот и всё, завтрак готов!

Жуя привычную еду, я вполуха слушал негромкую музыку и спокойно размышлял над тем, что скажу сегодня Гнедину при встрече. Некоторые вещи казались сейчас самоочевидными, но, без согласия моего клиента, я всё равно ни за что бы не стал ими заниматься.

Я позвонил Александру Ивановичу около половины десятого и был несколько удивлён, услышав в трубке его сонный голос.

– В Цюрихе сейчас только просыпаются, – пояснил Гнедин и поинтересовался, как идут дела.

– Есть кое-что заслуживающее внимания, – уклончиво ответил я. – Хотя, сами понимаете, это не для телефона…

– Разумеется, – откликнулся Гнедин уже гораздо более бодрым голосом. – Думаю, мы сможем увидеться в ближайший понедельник. Я вам позвоню.

Мне совсем не хотелось терять ближайшие дни.

– Александр Иванович, я мог бы пока продолжить работу?

– Действуйте по своему усмотрению, – благословил меня Гнедин и, попрощавшись, отключил связь.

Прежде чем двигать в гости к Ковалёву, я заехал в контору. Во-первых, для того, чтобы повидаться с Максимычем, а, во-вторых, чтобы навести кое-какие справки.

Шеф встретил меня как родного, и в течение получаса мы с ним обменивались своими новостями.

– Так ты не собираешься в отпуск? – удивленно спросил Маркелов, когда услышал о продолжении истории с банкиром.

– Только не сейчас, – уклончиво откликнулся я. – Разве, через месячишко…

В ответ на это, Максимыч недоуменно покрутил головой и полез в карман за очередной сигаретой.

– Как знаешь… Честно говоря, я был готов заменить тебя в этом деле сразу по возвращении!

Я пообещал держать его в курсе событий и, заметив, что Маркелов задымил с удвоенной энергией, быстро вымелся из кабинета.

Комнатушка Кости Слепнева находилась в самом конце коридора рядом с кладовкой и женским туалетом, что вечно давало повод нашим шутникам поиздеваться над парнем. Костя обычно не обижался на эти насмешливые выпады и отшучивался тем, что у себя на отшибе он чувствует себя ничуть не хуже, чем Абрамович на Чукотке.

Хотя Слепнев числился в агентстве системным администратором, помимо повседневного надзора за нашим довольно-таки обширным компьютерным хозяйством, он также с успехом выполнял функции своеобразного консультанта-историографа.