Последний загул - Марина Серова Страница 28

Решив, что прогулок на сегодня достаточно, я направила машину к дому. Слегка подрагивали пальцы, и сигарета истлела необыкновенно быстро.

До сих пор с эмоциями я справлялась успешно, не позволяла им сколько-нибудь заметно вмешиваться в мои взаимоотношения с участниками трагедии, разворачивающейся передо мной, как книга, напичканная мерзостями. Но усталость от сегодняшних событий и наскоки самшитовцев, я чувствовала, пробили брешь в моей невозмутимости.

«Мерзко!» — так я оценила сумму своих впечатлений, и это было только начало.

Мерзко становилось, когда перед глазами вставал плакат с весело улыбающейся музыкальной кумиршей, висевший на стене комнаты в джаз-клубе, где по пятам за музыкантами ходят такие мерзкие типы, как Миксер, и заглядывают им в рот, готовые исполнить любое желание. Мерзким был привкус во рту, когда подступала рвота от отравления дымом пожара на роговской даче, и молоко, добытое Андреевной из хозяйского холодильника, было до омерзения жирным. И уж вовсе мерзкой была драка с Валентиной. Хорошо еще, что произошла она без свидетелей. Мужики и те дерутся красиво только в кино, а уж бабы… Милиция в Женькиной квартире. Лейтенант Чебриков и тот, у двери, который ходил «уточнять» меня — звонить в редакцию. Никодим — Аввакум, босоногий человек-могила в грязной, полуподвальной квартире, тьфу, мерзость! И, наконец, идиоты из «Самшита», нагрянувшие после болтовни одуревшего от возмущения и страха за свою репутацию Рогова. Плюс ко всему путаница из противоречивых фактов. Мерзкая каша была сейчас в моей голове. Чем дальше, тем больше я запутывалась в деле, представлявшемся мне поначалу совсем не сложным. И путаница началась с Женькиного звонка, окончательно оторвавшего меня от знакомства с трофеями.

Да, трофеи, вот чем надо заняться не откладывая. Надеюсь, не запутают они меня еще больше, позволят сформировать хоть какое-то мнение по этому делу.

«Человеку свойственно заблуждаться, поэтому не считайте свое мнение истиной в последней инстанции», — неожиданно всплыла в памяти расшифровка гадания. И напрасно вспомнилась, потому что не заблуждаюсь я сейчас, а уже заблудилась. И это сразу после того, как подписала бумаги, обязалась то есть разобраться во всем досконально.

Мерзко, мерзко!

Гадальные кости лежат в сумочке, а сама — вот она, под рукой. Вопрошать судьбу, одновременно управляя машиной, тоже мерзко.

Переехав перекресток — светофор как нарочно, дал мне «зеленую улицу», — я остановила машину в первом удобном для этого месте, рядом с раскидистыми тополями, из-за которых единственный фонарь давал света вполне достаточно, чтобы разглядеть цифры на гранях, не особо всматриваясь. С узелком на шнурке, правда, пришлось повозиться.

1+17+31. «При выборе наиболее достоверных вариантов предстоящих в недалеком будущем событий эмоции являются единственными надежными помощниками. Но найдите в себе силы противостоять их напору и сохранить разум свободным от впечатлений».

Не сразу формулировка всплыла в моей памяти и не вся сразу. Пришлось вспоминать.

Перед тем как представить себе, что произойдет еще и что надо сделать, чтобы произошло то, что нужно, мне хочется разобраться в обстановке и сформировать по ней мнение, пусть даже не окончательное. И пусть это желание будет единственным из области эмоций, впечатлению от которого я поддамся не возражая. Потому что оно полезно для меня, и все тут.

Не скажу, что я сильно окрылилась этим намерением, но подъем ощутила и поздравила себя с тем, что наметившаяся было хандра задушена в зародыше. И очень хорошо. Дурное расположение духа не только работать, отдыхать нормально мешает.

Отдых, кстати, тоже в планы включить нужно. А коли так, то не завернуть ли мне в тот самый бар, где за стойкой правит знакомый мне не одну тысячу лет дядя Слава? На часок, не более. Только чтобы отвлечься и сбросить напряжение, а то уже до мерзкого настроения дело дошло, куда это годится!

Мысль оказалась настолько заманчивой, что вполне смогла соперничать с желанием поскорее завалиться домой и в промежутке между ужином и сном как следует поворошить фаворские бумажки и попить кофе, сидя за компьютером или видео.

Если и были какие-то сомнения на этот счет, то они развеялись без следа, как только машина подвезла меня к одноэтажному, невзрачному зданьицу, бывшему студенческому кафе, в котором с одной его стороны размещалась единственная на всю округу неплохая забегаловка с дурацким названием «Восторг», а с другой — закрытый уже не менее недели по непонятным причинам супермаркет. Восторгов особых забегаловка не вызывала, но и отвращения после ее посещения я еще ни разу не испытывала.

Для заведения час был самый что ни на есть урочный, и внутри, по местным понятиям, народу хватало. Столики, ровным рядком стоявшие вдоль стены, почти все были заняты, и у стойки, на высоких тонконогих стульях сидели люди. Слышался со всех сторон громкий говор, но по-настоящему вошедших в хмельную кондицию пока было немного, и пляски в свободном пространстве между столиками и стойкой еще не начинались.

Зеленоватый полумрак действовал на посетителей умиротворяюще, и драк тут почти не бывало, хотя публика, насколько я могу судить, подбиралась из вечера в вечер здесь пестрая.

Дядя Слава заметил меня сразу, стоило мне опереться локтями о полированную поверхность стойки, подмигнул и, не спрашивая, налил в высокий тонкий стакан густой коричневой жидкости из блестящего шейкера, который до этого вертел в руке с ловкостью фокусника.

— Присаживайся, я сейчас! — пообещал он, бросив в коктейль соломинку и по гладкой поверхности отправляя стакан в мою сторону.

По маленькому залу сновала официантка в белом кружевном переднике, негромкая музыка звучала неназойливо, по телевизору гнали боевик с выстрелами и мордобоем. Вполне можно было, усевшись на стул, подпереть кулаком подбородок и под коктейль выбросить из головы все заботы сегодняшнего дня. Для усиления эффекта я еще и закурила и почувствовала себя спокойней некуда. Лишь бы никто, включая бармена, не привязывался ко мне сейчас, не возмущал блаженной расслабленности.

Дядя Слава был занят — о чем-то секретничал вполголоса с двумя подвыпившими мужчинами и одновременно мухлевал с напитками, выкраивая для себя сегодняшнюю денежно-алкогольную прибыль, и ему было не до меня, а остальных, возможных, я готова была отшивать еще на «подлете».

Да, слишком много внимания я уделила своему нежеланию общаться с кем бы то ни было, предчувствовала, значит, что в покое меня сегодня не оставят. Так и вышло. К концу первой же сигареты я услышала за спиной до отвращения бодрое восклицание:

— Представительнице прессы наш пламенный привет!

По смыслу этот привет ко мне не имел отношения, но произнесенный почти над ухом, никому другому предназначаться не мог. Пришлось поворачивать голову, чтобы увидеть, кого придется посылать к черту. Но слова так и не сошли с моего языка, потому что возле меня стоял и глупо улыбался лейтенант Чебриков собственной персоной. Если в серьезном состоянии он вполне мог сойти за нормального человека, то улыбка делала его похожим на врожденного дебила, ни больше ни меньше.