Священная земля - Барбара Вуд Страница 28

И, наконец, он чувствовал ее одиночество. Хотя Марими являлась неотъемлемой частью племени и даже средоточием его религии, в то же время она была отделена от него и жила одна. Вечерами в других хижинах Годфредо слышал разговоры и смех, музыку флейт, там играли в азартные игры и мужчины смеялись, состязаясь друг с другом. Шушукались женщины, кричали дети. Но в хижине Марими всегда было тихо. Ее уединение напоминало ему собственное одиночество, поселившееся в его душе с тех пор, как в Испании он оставил три могилы, жены и сыновей, отнятых у него, когда по городу пронеслась лихорадка.

— О, дева, — кричал он в муках, — знаешь ли ты, как я сгораю по тебе?

* * *

В последнюю ночь стоянки у смоляных ям Годфредо набрался смелости, чтобы открыть Марими то, что было у него на сердце. Он рассказал ей о чудесах своего мира и как ему хочется забрать ее с собой, чтобы она смогла их увидеть. К его изумлению, она горько заплакала и призналась, что ее сердце чувствует то же самое. Больше всего она хотела бы стать его женой и отправиться за ним, куда бы он ни поехал, но этого никогда не произойдет. Она посвятила жизнь своему народу и должна соблюдать обет целомудрия.

Годфредо был потрясен внезапным объяснением в любви. Обуреваемый плотскими желаниями, он даже не задумывался, что чувствовала по отношению к нему девушка. Мысль о том, что она могла испытывать такую же страсть, даже не приходила ему в голову. Но теперь, когда он услышал ее признание, желание прожгло его кожу и вознеслось до небес.

— Я не могу уехать без тебя! — кричал он. — Но и, оставшись, я не получу тебя! Марими, если ты пойдешь со мной, правила, принуждающие тебя к безбрачию, более не будут действовать. Мы сможем пожениться.

Ей нельзя уходить, плача сказала она, и он больше никогда не должен говорить с ней о своем желании, ибо нарушение табу может навлечь проклятие на племя.

Безумие овладело Годфредо в ту ночь, и когда сон не смог удержать его на циновке, он выбежал в зловонную тьму и принялся мерить шагами черный берег издававших жуткий аромат смоляных ям, не обращая внимания на нескольких не спавших индейцев, которые наблюдали за ним. Он метался, размахивал руками и время от времени кричал на языке, непонятном никому из его невольных слушателей. Кауилья, мохаве подбрасывали ветки в костры и смотрели, как одержимый белый человек боролся с демонами.

Именно тогда его осенила идея: он решил рассказать топаа о современном мире. Научив их делать бумагу и добывать металл, использовать колесо и приручать животных, строить дома из камня и жить по часам, он сумеет открыть Марими глаза, чтобы она увидела, в каком невежестве живет, и всем сердцем захотела уехать вместе с ним.

* * *

Его план провалился.

Каждый проект хоть и привлекал на первых порах заинтересованных зрителей, вскоре терял свою новизну, и люди расходились. Годфредо сумел изготовить свечи, которые привели топаа в восхищение, но, когда свечи догорели, народ Марими не захотел делать новые. Когда он сварил грубое мыло, они радостно терлись им в волнах прибоя, но сразу же забыли о нем, едва оно закончилось. Он разбил небольшой сад с подсолнухами и показал, как можно круглый год получать семена, но когда из-за плохого ухода подсолнухи завяли, то же произошло и с интересом к ним. Зачем нам меняться, спрашивали люди Годфредо, если такую жизнь топаа ведут с самого начала времен, и им всегда было хорошо?

— Перемены — это прогресс, — пытался объяснить он. Но, к его негодованию, прогресс был той концепцией, которую они оказались не в состоянии понять.

Он пошел в хижину Марими и снова спросил ее, может ли она освободиться от своего обета.

Она сказала:

— В твоей земле есть женщины, посвятившие себя и свое целомудрие богам?

— Да, монахини.

— И если ты возжелаешь одну из них, то станешь ли убеждать ее отказаться от своих клятв?

Он взял ее за плечи.

— Марими, безбрачие — это обычай, придуманный людьми, а не Богом!

— Ты разговариваешь со своим богом?

Он опустил руки.

— Я даже не верю в него.

Она прикоснулась к золотому распятию на его шее.

— А этот человек, Иисус. Ты веришь в него?

— Иисус — это миф. Бог — это миф.

Черные глаза Марими наполнила печаль, пока она смотрела на него в этот долгий горестный момент. Болезнь, подтачивавшая душу Годфредо, не являлась для нее тайной: ему надо было во что-то верить.

Два дня они возвращались по древней звериной тропе от смоляных ям обратно в каньон Топаангна. Выйдя к горам, Годфредо и Марими пошли по тропинке, пролегавшей среди зарослей смородины и дикой сирени. Там они набрели на поляну, где увидели самку койота, исполнявшую безумный танец: она ложилась на землю, задрав морду, потом внезапно подпрыгивала, щелкала челюстями, приземлялась и принималась быстро зарываться в песок. Она повторяла свои прыжки снова и снова, и Годфредо попятился, испугавшись, что они наткнулись на взбесившуюся собаку. Но Марими рассмеялась, сказав, что койот всего лишь охотится за дождевыми жуками. Ее народ называл койота обманщиком, потому что он умел лежать и притворяться мертвым, чтобы подманить к себе грифов, а потом хватал их и съедал.

Когда они подошли к пещере в небольшом каньоне, Марими остановилась и сказала:

— В эту пещеру никому нельзя входить, кроме меня и других шаманов. Этот закон распространяется на всех топаа и членов других племен. Но ты отличаешься от нас, твои предки живут далеко отсюда, и я думаю, Годфредо, что с твоими очками, которые позволяют тебе увидеть вещи, недоступные другим, и могут чудесным образом вызывать огонь, ты смог бы стать шаманом в своем мире. Поэтому ты не нарушишь табу, если войдешь в эту священную пещеру.

Ведя его за собой, она перешла на почтительный шепот.

— Наша Первая Мать покоится здесь.

Годфредо увидел старую могилу, возможно, тысячелетней давности. Положив на нее цветы, Марими сказала:

— Мы всегда делаем подношения Первой Матери. — Потом она показала ему рисунок на стене и поведала историю первой Марими. — Я рассказываю тебе это, Годфредо, потому что у тебя здесь пустота. — Она положила ладонь ему на грудь. — Это очень плохо для человека, ибо без веры, которая может заполнить пустоту, в ней поселятся злые духи. Духи печали и горечи, ревности и ненависти. Годфредо, я привела тебя сюда, чтобы заполнить эту пустоту мудростью Первой Матери.

Годфредо посмотрел на руку медного цвета на своей рубашке, которая когда-то была белой. Он заглянул в невинные, но в то же время умные глаза индианки, ощутил тяжесть гор вокруг себя, услышал странные перешептывания во тьме, почувствовал движение теней, наблюдающих и выжидающих. Пещера напомнила ему грот, в котором он побывал ребенком, где, как говорили, святой нашел исцеляющие воды. Вероятно, магические пещеры все-таки существуют, возможно, Первая Мать Марими и правда была здесь.