Тайна жертвенных ягнят - Алексей Макеев Страница 28

Было ясно: полицейские предложили мне находиться в номере, потому что не хотели, чтобы я встречался с Михаилом, с которым мог сговориться насчет того, какие показания ему следует давать. Что ж, раз турецкая полиция хочет, чтобы я сидел в номере, посижу — Бурмистров не дурак, скажет все как надо. Да и на пляже делать нечего, дело близится к обеду, так что самое время принять душ и отдохнуть перед приемом пищи. Я выждал положенное время, сходил пообедать, потом вернулся в номер и пару часиков повалялся на кровати под кондиционером, пялясь в телевизор, и даже, кажется, вздремнул.

Мой второй выход к морю состоялся в четыре часа дня, а в пять ко мне подвалил протрезвевший майор, хмурый, как небо в ноябре, в России, разумеется. Он не сел, а грузно упал на соседний лежак и, глядя тоскливым взглядом страдающего от похмелья человека, спросил:

— Ну, и о чем там с турецкой полицией шел разговор?

Я коротко поведал Бурмистрову о моей беседе с местными полицейскими и поинтересовался:

— А ты что им сказал?

— То же самое! — буркнул майор.

— И ты как полицейский полицейским не рассказал им о своих подозрениях, о странностях, которые творятся вокруг нас? — удивился я. — О том, как мы с тобой узнали, каким способом был убит Люстрин? О том, как была по ошибке отравлена Лебедева?

— Нет, — покачал головой майор и подозрительно посмотрел на меня: — А ты почему не сказал им обо всем этом?

Я кашлянул в кулак и, найдя наиболее разумное объяснение своему поведению, произнес:

— Потому что мы находимся в иностранном государстве, я не знаю местных порядков, побоялся запутаться и сам загреметь в полицию в качестве подозреваемого. Я думал, ты все полицейским объяснишь, ты же профессионал и лучше ориентируешься в обстановке.

— Вот как? Я думал, твоим поступкам есть иное объяснение, — ухмыльнулся майор.

— И какое же? — выражая взглядом абсолютную невинность, поинтересовался я.

— А это у тебя надо спросить, — с некоей загадочностью произнес он, словно знал истинные мотивы моих поступков.

По-прежнему продолжая выражать невинность младенца, я ответил:

— У меня не было никакого умысла, а не стал я признаваться полицейским по одной причине, которую тебе уже высказал.

— Ну, не сказал, и ладно, — махнул рукой Бурмистров. — У меня тоже не было особого желания вмешиваться в работу турецкой полиции, зарабатывать себе лишнюю головную боль. Пусть сами расследуют преступления, совершенные на их территории.

— Может быть, я и согласился бы с тобой, если бы дело не касалось нашей личной безопасности. Тебе не кажется, Миша, что мы, все оставшиеся в живых из нашей группы, подвергаемся риску быть убитыми?

— А ты думаешь, турецкая полиция сумеет нас защитить?

— Хочешь сказать, спасение утопающих — дело рук самих утопающих? — натянуто улыбнулся я.

— Все может быть, — как-то неопределенно ответил Бурмистров.

И как позже выяснилось, не только Бурмистров и я не желали сотрудничать с турецкой полицией — никто из членов нашего «про`клятого» коллектива не рассказал полицейским всех обстоятельств гибели Люстрина и Лебедевой (подробности смерти Студенцовой им не были известны). И на то, возможно, имелись свои причины: либо каждый, как и я, боялся оказаться в роли подозреваемого, либо членов нашей группы объединяла какая-то тайна, и они не хотели, чтобы она вышла за пределы определенного круга, потому и помалкивали, с покорностью жертвенных ягнят дожидаясь своей участи и пытаясь внутри своего коллектива вычислить убийцу, который убивает их, не останавливаясь ни перед чем.

Бурмистров пошел искупаться, вернулся и расслабился на лежаке. Неожиданно в шортах майора, которые он положил на пластмассовый табурет, зазвонил мобильник. Он как-то удивленно взглянул на меня, мол, кто это вдруг ему звонит, привстал, потянулся к шортам и вытащил из кармана телефон. Взглянув на него, удивился еще больше. Затем нажал на кнопку соединения, приложил трубку к уху и сказал бодрым голосом:

— Да, товарищ полковник.

Динамик у мобильного телефона был громким, однако разобрать, что именно говорили на том конце, было невозможно. Ясно лишь, что говорили отрывисто, недовольно и сурово.

— Да ничего не происходит, товарищ полковник, — произнес Бурмистров и тут же добавил: — Нет, происходит, конечно, четыре трупа тут у нас образовалось. — Слушая, что отвечает на это полковник, он стал мрачнеть на глазах. — А что я могу сделать! Территория иностранного государства. Я не имею права вмешиваться в ход следствия. Да меня никто к нему и близко не подпустит.