Седьмая жертва - Александра Маринина Страница 28

Что он может сказать Татьяне? Чем утешить ее?Профессиональные советы ей вряд ли нужны, особенно после совещания с Настасьейи Коротковым. Ей нужен муж, его поддержка и защита, не профессиональная, ачисто мужская.

И подполковник милиции в отставке Владислав Стасов не нашелничего лучше, чем покрепче обнять жену и сказать:

– Я тебя люблю, Тань. Я очень тебя люблю. Что бы нислучилось, ты помни об этом, ладно? Потому что это все равно самое главное вжизни.

КАМЕНСКАЯ

– Интересно, сможешь ли ты когда-нибудь купить новуюмашину? – спросила она, когда старенькие «Жигули» Короткова в очереднойраз так тряхнуло на колдобине, что возникла вполне реальная угроза рассыпанияавтомобильчика на мелкие кусочки.

– А чем тебе эта плоха? – гордо обиделсяКоротков. – Ездит – и спасибо.

– Спасибо, – согласилась Настя. – Правда,есть шанс, что в самый неподходящий момент она развалится. Не боишься?

– Не-а. Как говорят мудрые, боишься – не езди, а ужколь ездишь – тогда не бойся. Если быть таким осторожным и предусмотрительным,как ты, подруга, тогда вообще не жить. На улицу выходить страшно: а вдругкирпич на голову упадет или пьяный водитель насмерть задавит.

– Угу, или психу на пути попадешься, – кивнулаона. – Юр, а рыбка с человечком во рту – это что? Символ какой-то?

– Понятия не имею. Мы университетов не кончали, у настолько школа милиции в багаже. Знаешь, в чем главный милицейский парадокссостоит?

– Знаю, – вздохнула Настя. – В том, чтозарплата маленькая, да и ее не всегда дают, а люди еще почему-то работают.

– Ничего ты, подруга, не знаешь, а еще умнаясчитаешься, университет закончила. Главный милицейский парадокс состоит в том,что чем больше преступник совершает преступлений, тем больше мы о нем узнаем и,следовательно, тем легче его вычислить и поймать. Вот хоть квартирных вороввзять: пока за ним одна-две кражи, ни черта про него не понятно, и где еголовить – неведомо, когда за ним десять-пятнадцать эпизодов, уже виден стиль ипочерк, по ним можно даже его психологический портрет составить, а когдаэпизодов становится под тридцать, можно поднапрячься и сообразить, где он вследующий раз появится. Вот там-то его и брать тепленьким. И в чем же парадокс,спросишь ты меня? А в том, что наша задача, с одной стороны, поймать гада, но,с другой – не допустить, чтобы он совершал новые преступления. Но если он небудет совершать новые преступления, мы его так никогда и не поймаем. Усекла?

– Начальник, ты передергиваешь. Воров ведь ловят нетолько так, как ты мне тут нарисовал. Каналы сбыта проверяют, агентурузадействуют, ранее судимых воров под контроль берут. Скучная рутина, про нее вкнижках не пишут.

Коротков рассмеялся и легонько хлопнул Настю по коленке:

– Ты мне ликбез не устраивай. Думаешь, если я всю жизньубийц и насильников ловлю, то не знаю, как кражи раскрываются? Я ведь это все кчему клоню-то? К тому, что Татьянин псих. Горшков этот, скоро новый труп нампреподнесет, и какой-нибудь значок на месте преступления оставит. Вроде рыбки счеловечком. Тогда и новый толчок для мысли появится. Чем больше значков…

– Ты хочешь сказать: чем больше трупов – тем большезначков, – перебила его Настя. – А чем больше значков – тем большешансов понять, чего он хочет.

Но главное в твоей логической цепочке – именно трупы. Толькоты целомудренно упускаешь упоминание о них. Или я не права?

– Дорогая, ты права всегда, потому что ты женщина, аони, как известно, всегда правы. Черт! Тут ремонт дороги какой-то затеяли…придется объезжать. Так… сюда нельзя, одностороннее движение… попробуем найтиповорот…

Незлобиво чертыхаясь, Юра искал объездные пути. Конечно, онправ, думала Настя, рассеянно поглядывая в окно и пытаясь понять, где они едут.Как ни проскорбно это признавать, но он прав. Чем больше преступлений, тембольше информации для поисков. Но чем больше преступлений… Тем их больше. И тембольше жертв. Вот и все. И добавить к этому нечего. Действительно, парадокс.

– Аська, у тебя деньги есть?

От неожиданности она вздрогнула и никак не моглапереключиться со своих мыслей на суть заданного вопроса.

– Деньги? Какие?

– Российские рубли. Бумажные такие, разноцветные.

В долг.

– Сколько тебе нужно?

– Пока не знаю. Может, в ближайшее время и не нужнобудет, а потом я подкоплю. Выручишь, если что?

– Да не темни ты, Юра. О каких деньгах ты говоришь?

– Теща у меня плохая совсем. Врач сказал, что речь идето нескольких днях. Если что случится, у меня даже на похороны не отложено.Представляешь, как назло, сыну зимнюю одежду купили, он из старого вырос, всекоротко и узко. На прошлой неделе на машину пришлось потратиться, шипованнуюрезину купил, аккумулятор новый, еще всякого набралось, она ж разваливается,только и делает, что деньги жрет… Ну и вот. – Он горестно покачалголовой. – Кто ж знал, что как раз сейчас теща соберется… Десять летлежала в параличе, мы с Лялькой уж и привыкли, казалось, так будет всегда, покамы сами не помрем.

Ну вот и случилось. Нельзя желать смерти никому, и тем болеенельзя ждать чьей-то смерти. Но сколько таких, как Юрка Коротков и его жена!Сколько людей, на руках у которых остаются парализованные родители без каких быто ни было перспектив на выздоровление. Больные, которые уже не могут говорить,слышать и понимать, но сердце которых еще бьется, и когда оно остановится –никто не знает. В больницу их не берут, а многие и не хотят отдавать своихродных туда, где за ними не будет должного ухода, где им не поменяют вовремябелье, не вынесут утку и не станут бороться с неизбежными пролежнями – бичомвсех, кто обречен на неподвижность. И многие ли признаются себе, что на самомделе ждут смерти таких больных? А может быть, никто ее и не ждет, может быть,все воспринимают это как должное, как посланное им судьбой испытание, каквозможность вернуть долг родителям?

Юрка ждал, Настя это точно знала. Хотя он никогда непризнался бы в этом даже самому себе, но он ждал. Потому что жил в крошечнойдвухкомнатной квартирке, в одной комнате – парализованная теща, в другой – он сженой и сыном. Потому что давно любил другую женщину и хотел развестись, но немог бросить жену одну с больной матерью, считая это трусливым бегством с полябоя. Потому что у сына не было своей комнаты, и он не мог приводить друзей ксебе домой, а это очень плохо с точки зрения воспитания, уж об этом-томилиционеру Короткову было известно получше, чем кому иному, ибо именно сневозможности быть с друзьями дома начинаются дворовые компании. Потому чтооперу, который целые сутки проводит на ногах и работа которого отнюдь ненапоминает щадящий санаторный режим, нужно хотя бы четыре часа покоя,возможности отдохнуть и набраться сил, а он вместо этого вынужден, придя домойднем на пару часов после бессонной ночи, сворачиваться калачиком на краешкедивана, прикрыв ноги уголком пледа, и мучительно бороться с проникающимиотовсюду звуками: теща кричит, сын смотрит телевизор, жена гремит кастрюлями накухне, и все время звонит телефон…