Прошлое не продается - Алексей Макеев Страница 28

– Ну хорошо, немного подождите, его сейчас переведут. – Взгляд врача выражал нешуточную тревогу. – Но раз ситуация настолько серьезна, то…

– Ситуация серьезная, но не угрожающая. – Гуров опередил развитие его мысли: – И к тому же у вас здесь будут постоянно дежурить два наших сотрудника. Вооруженных, – уточнил он.

Разговор с водителем, несмотря на его старания отмолчаться, оказался вполне результативным. Когда Гуров и Крячко зашли в изолятор, поверх одеяла на узкой больничной кровати, заложив руки за голову, лежал типичный водила с наколотой на плече автобатовской эмблемой. Его левая нога до колена была в гипсе. На голове белела повязка, закрывающая лоб. На переносице и левой щеке белели пластырные наклейки. На вид водиле было около тридцати лет. Судя по тому, что макушка и ноги парня упирались в спинки кровати, ростом его природа не обидела. Появлению оперов он был явно не рад.

– Кто такие и чего тут нужно? – вызывающе бросил он.

– Ну, ты посмотри, – не скрывая иронии, усмехнулся Гуров, – прямо кадр из фильма про Великую Отечественную. Глянет кто со стороны, подумает, что перед ним – второй Матросов, который кидался на амбразуру.

– А на деле-то… самый обыкновенный бандит, к тому же наипоганейшего пошиба – похититель детей.

Водила, видимо, ожидал, что к нему кто-то придет, и к предстоящему разговору постарался подготовиться. Но он никак не ожидал, что вместо традиционного дальнего захода с предложением закурить, с попытками разговорить и расположить к себе эти двое, непохожие на других оперативников, с ним будут вести такой совершенно непонятный разговор – едкий, колючий, ироничный.

– Чего-о? Я спрашиваю, вы кто такие? – недовольно спросил он, пытаясь приподняться, но, скривившись от боли, снова лег на подушку. – Менты, что ли? Предъявляй ксиву.

– Полковник Гуров, полковник Крячко. – Гуров показал ему удостоверение. – А нужно нам только одно – мы хотим услышать правду, и только правду. Надеюсь, это не что-то запредельное?

– Какую еще правду? – Водила решил сыграть в несознанку. – Я не знаю, что там за правда вам нужна.

– Правда о том, – вступил в разговор Стас, – куда и зачем вы с напарником везли детей, кто отдал распоряжение их похитить и как бы нам с ним познакомиться.

– Никуда и никого я не вез. – Глядя в потолок, водила говорил, тяжело двигая нижней челюстью, словно его зубы увязали в густой, липкой смоле. – Я никого и ничего не знаю.

– Конечно, конечно, мы понимаем – амнезия… – Со скорбным сочувствием Стас развел руками, присаживаясь на стул в углу. – А вы посмотрите, Лев Иванович, как ему классно наложили гипс. И ведь не посмотрели, кого спасают. Хотя, возможно, завтра он кого-то из здешних врачей будет мочить в тихом переулке. О как жизнь устроена! Одни даже заведомого негодяя спасают, а другие, у которых ничего святого, готовы за пятак погубить первого встречного.

– Вы мне тут лекций не читайте, – зло фыркнул водила, явно задетый за живое. – Разговаривать с вами я не желаю.

– А мы с тобой и не разговариваем. Много чести, – пренебрежительно поморщился Стас. – Это мы меж собой обсуждаем ситуацию. Как считаете, Лев Иванович, вот почему действительно так?

– Медикам деваться некуда – они дают клятву Гиппократа, – задумчиво глядя на гипс водилы, вздохнул Гуров. – Они даже в войну обязаны лечить вражеских солдат.

– Стоп, стоп! – Стас поднял указательный палец. – Солдат, раненных в открытом, честном бою. Но бандиты не солдаты. Кстати, о войне. Интересно бы узнать, кем в войну был, скажем, его дед? На какой стороне окопов он был? Неужели на той? Как-то не верится, что у героя войны внук мог стать бандюганом.

– Ты, ментяра, деда моего не трожь, понял?! Не твое собачье дело, кем он был, – побагровев, взорвался водила. – Он действительно герой войны, тебе не ровня! Куражишься тут, падла, над лежачим… Был бы я здоров, я бы тебе сейчас сам устроил воспитательную беседу!

– А не врешь? – подбоченился Крячко. – Тогда совсем дело худо!.. Представляю, что если бы ему в сорок первом где-нибудь под Ельней сказали: мол, ты в мерзлом окопе воюешь с теми, кто заживо сжигает в запертых избах стариков и ребятишек, а твой внук будет копией тех, с кем ты воюешь, – он бы, поди, тут же, на месте, застрелился, чтобы на его честной фамилии не было такого поганого пятна. Кстати, Лев Иванович, а как его фамилия?

– Сейчас посмотрим. – Гуров достал из кармана документы водилы, взятые им в приемном покое. – Так, это у нас Журавлев Вадим Аркадьевич, семьдесят третьего года рождения. Сотрудник охранной фирмы «Арес».

– Слушайте, вы, какого хрена ко мне привязались, как банный лист к жопе! – уже всерьез взбеленился водила, снова порываясь встать с постели. – Да в гробу я вас видел с вашим воспитанием. Поняли? А теперь катитесь отсюда к едреной фене!

– Не надо истерик. – Крячко невозмутимо сидел, закинув ногу на ногу и покачивая носком ботинка. – Нам, хочешь не хочешь, придется терпеть твое общество, поскольку тебя одного оставить никак не можем. Или сбежишь, или твои же кореши тебя пришьют. Сейчас подъедет охрана, и я с великим удовольствием уйду, потому что, говоря откровенно, на ваши морды уже аллергия появилась. Я ведь не случайно в самом начале сказал про хорошо наложенный гипс. Несколько дней тому назад медсестру из поликлиники в Кунцеве такие же, как ты, уроды насильно увезли на пустырь и там изуродовали. А у нее через три дня должна была быть свадьба. Эти гниды ни за что загубили жизнь молодой девчонки, которая, может быть, днем раньше кому-то из них помогала поправить их пошатнувшееся от пьянки и наркотиков здоровье. Усек, в чем юмор? Будь моя воля, я бы этим козлам без наркоза вырвал их гнилые прибамбасы и заставил проглотить, не разжевывая.

– Да пошел ты! – Водила дернулся, как ужаленный осой. – Я ту девку не увозил. Так что на меня не хрен наезжать.

– А детей? – жестко спросил Гуров. – Ты же их вез на погибель. Ты прекрасно знал, что в живых их не оставят. Что ты из себя корчишь униженного и оскорбленного? Ишь ты, злые менты его, беззащитного, обидели. Ты ничем не отличаешься от тех мерзавцев. Да, их нашли и задержали. И осудят, и посадят. Но ведь здоровье той несчастной девчушке уже не вернуть! Законы у нас к таким, как вы, слишком уж гуманные. А я бы тоже иных – на месте, без суда и следствия… Потому что выйдет такая тварь из заключения и опять начнет творить то же самое!

– Да хватит из меня кишки выматывать! – Водила скривил рот, с ненавистью глядя на оперов. – Все равно ничего не скажу и никого не сдам. Поняли? Выметайтесь отсюда!

– Минут через пять, – взглянув на часы, коротко бросил Гуров, встав и отвернувшись.

Следом за ним встал и отвернулся Стас.

– Лев, давай выйдем, – брезгливо фыркнул он. – На его морду глядеть-то западло, не говоря уже о том, чтобы дышать одним воздухом.

– Что, вопросов больше не имеем? – вполголоса осведомился Гуров.