Американец, или Очень скрытный джентльмен - Мартин Бут Страница 28

Ларри сильно переживал, однако свои деньги я получил. Он остался при убеждении, что винтовку заклинило не по моей вине. Предполагал, что исполнитель что-то испортил — уронил ее или покопался в механизме. Но я-то знаю, что это не так. Я делал винтовку второпях, вопреки своей воле и, соответственно, без обычной тщательности. Провал этой операции, вне всякого сомнения, на моей совести. И я не перестаю об этом жалеть.

У Галеаццо в букинистической лавке пахнет пылью и засохшим печеньем. В маленьком помещении тесно. Стопки книг на полу и на столах. Полки забиты книгами. Поверх томов, стоящих вертикально, лежат те, что не поместились. Деревянные половицы скрипят под ногами. Хорошо, что потолочные балки находящегося внизу погреба сделаны из крепкого горного каштана — из бревен сорока сантиметров в диаметре, — а то бы лавка давно провалилась вниз. Второй этаж тоже забит книгами — тут склад неликвидов. Галеаццо живет выше, в двухуровневой квартирке.

Он почти мой ровесник, седовласый и сутулый, как и положено книгопродавцу. Вдовец и любит пошутить, что жену задавило насмерть, когда обрушилась книжная полка. На самом деле — Галеаццо сказал, что узнал об этом из газеты, летящей по улице, — история была совсем не смешная, хотя и безусловно причудливая. Его жена поехала навестить родных в Сульмону, и там случилось землетрясение. Обвалился балкон на третьем этаже, и стоявший на нем мотоцикл упал прямо на нее — она как раз бежала на середину улицы, где было безопаснее. Погибла на месте. Аккуратная, чистая, правильная смерть, такая, какая и должна быть.

Что удивительно, далеко не все книги в этой лавке итальянские. На полках у Галеаццо представлены почти все европейские языки, причем в изрядных количествах. Собственно, само существование этой лавки — вещь загадочная: итальянцы терпеть не могут подержанные вещи. Посмотрите, что творится в итальянской провинции — повсюду разваливающиеся постройки, руины, из которых вышли бы крепкие и даже замечательные дома, если бы кто взялся за реставрацию. А вместо этого рядом с ними возводят уродские современные бетонные коробки. Если уж итальянцы предпочитают новые дома старым, куда им покупать подержанные книги.

И все же Галеаццо неплохо зарабатывает. У него есть список клиентов из научных кругов, которым он раз в квартал рассылает свои каталоги, получает от них заказы по почте и почтой же высылает заказанное. По его словам, у него есть заказчики даже в Англии, Германии, Нидерландах и США. Американцам нужны одни только книги про Бывшую Родину. Они, понятное дело, разыскивают свои итальянские корни. Англичане, как правило, заказывают путеводители по Италии на английском. Ученые ищут книги по фольклору, средневековые религиозные трактаты и труды по краеведению.

Галеаццо неплохо знает английский, так что разговор у нас клеится. Иногда мы сидим в баре «Конка-Доро» и говорим о книгах. Он подбирает для меня книги про бабочек, я купил у него несколько ценных изданий с иллюстрациями художников, до которых мне как до луны. Среди них несколько томов девятнадцатого века с прелестными гравюрами, раскрашенными вручную.

— Почему вы поселились в Италии?

Он довольно часто задает этот вопрос. Я обычно отмалчиваюсь, просто пожимаю плечами на итальянский манер и корчу рожу.

— Вам бы жить в… — Каждый раз он делает паузу и предлагает новую страну, ранее не упоминавшуюся. — В Индонезии. У них там много лесов, много диковинных рептилий. Много бабочек. Зачем рисовать итальянских бабочек? Все знают, какие они, итальянские бабочки.

— А вот и нет, — возражаю я. — Например, род Charaxes — Charaxes jasius. Они почти не встречаются в Европе, но в прошлом их часто видели на средиземноморском побережье и в Италии, там, где растет земляничник. В Италии попадались даже Danaidae. Да, это было лет сто тому назад, но кто знает, может, мне повезет. И я увижу Монарха. Редчайшего Danaus chrysippus.

— Да чего в них особенного. Ехали бы вы на Яву. Там бабочки крупные, каждая с птицу.

— Мне нравится Италия, — говорю я доверительно, — потому что здесь дешевое вино, красивые женщины и недорогое жилье. Для человека моих лет это важные вещи. Я не заработал себе пенсии.

Галеаццо подливает нам вина, «Лакрима ди Галлиполи». Мой бокал стоит, не слишком надежно, на дарвиновском «Путешествии на "Бигле"» — Галеаццо его читал и помнит в мельчайших подробностях. Его бокал покачивается на издании дневника Чиано, тоже на английском. Букинист утверждает, что его назвали в честь графа Чиано, но мне кажется, это романтическая выдумка. Вино он покупает, когда ездит за книгами в Апулию. Где-то на каблуке Италии находится библиотека, про которую знает он один и на которую время от времени совершает набеги. Я пытаюсь выяснить местонахождение этого неиссякаемого источника разноязычных книг. Кроме прочего, это дает мне возможность увести разговор от бабочек — знаний о них мне хватает только для того, чтобы одурачить невдумчивого собеседника. Посадите меня за стол даже с лепидоптерологом-любителем — и он за несколько минут выведет меня на чистую воду.

— Так откуда же вы берете свои книги? — спрашиваю я в сотый раз. — Меня не перестает поражать разнообразие вашего ассортимента.

Галеаццо таинственно подмигивает и постукивает себя по виску дешевой шариковой ручкой. Звук заставляет вспомнить, как Роберто проверяет на спелость свои арбузы.

— Ах, вы хотите знать! А вот скажите, если у человека есть алмазная шахта, станет он рассказывать друзьям, где она находится? Конечно нет. — Он отхлебывает вина. На суперобложке дневника остался влажный след от бокала. — На юге. Далеко на юге. В тамошних горах. Там живет старушка, древняя, как теща Мафусаила, и такая же страховидная. У нее ничего нет. Несколько гектаров персикового сада, несколько олив, только и хватает, что выжать масла на хозяйство. Масло получается мутное и почему-то хрустит на зубах. Она мне как-то отлила немного: в салат не добавишь, разве что для консервирования годится. Персики объедают гусеницы — вот если бы вы интересовались мотыльками! Так что единственный ее урожай — это книги.

— И сколько у нее гектаров книг?

— Не говорите глупостей. Допивайте вино.

Я повинуюсь.

— У нее книги измеряются не гектарами, а километрами.

— Так сколько километров?

— Никто не знает. Я пока ни разу не дошел до конца полок.

Через несколько недель, чтобы прихлопнуть городские сплетни и укрепить свою репутацию художника, я подарил Галеаццо картинку с изображением P. machaon. Он, как я и рассчитывал, вставил ее в рамочку и повесил на видном месте над кассой, чтобы все видели. Это мне очень и очень на руку. Я — синьор Фарфалла.

Синьора Праска сильно переволновалась. Это первое, что я услышал по возвращении. Я сказал, что уезжаю на два дня, а отсутствовал целых четыре. Как бы она убивалась, если бы ее ненаглядный синьор Фарфалла попал в аварию на автостраде, или бы ему обчистили карман в Риме — я ей сказал, что именно туда и еду, — или бы его застала на горной дороге одна из этих ужасных гроз. Под ее причитания я вхожу во двор и начинаю подниматься по лестнице, аккуратно неся деревянный ящик. В руках у нее моя корреспонденция за все четыре дня. В том числе и открытка от Щеночка, которую я трое суток назад отправил из Флоренции.