Доказательство виновности - Чарлз Тодд Страница 28

Вернулся Макфарланд с подносом, на котором стояли два стакана воды.

— Уберите книги с кресла и садитесь! — пригласил он.

Ратлидж сел и взял протянутый ему стакан.

— Как вы настраиваете клавесин?

— Говорят, в Елизаветинскую эпоху обожали клавесины; а ведь тогдашние замки были гораздо более сырыми и мрачными, чем мой дом. Правда, нам с вами уже не удастся услышать, как должен был звучать инструмент на самом деле… — Макфарланд поморщился. — И все же я не сдаюсь. Музыку я любил всегда, а клавесин — единственный инструмент, на котором я учился играть, если не считать волынки. Но волынке, уверяю вас, мои соседи не обрадуются.

Ратлидж рассмеялся:

— Немцы тоже не радовались, когда слышали шотландских волынщиков!

— Понятия не имею, зачем вам понадобились мои бывшие ученики. Все они давно выросли, насколько мне известно, и стали крепкими молодыми людьми. К сожалению, семерых убили на войне, но ведь на войне всегда кого-нибудь убивают, и, как правило, молодых. Кто именно вас интересует?

— Майкл и Луис Френчи.

— Ах да. Майкл как раз один из семерых. Он был самым многообещающим из всех. — Макфарланд глубоко вздохнул; его голубые глаза подернулись пеленой. — Не могу сказать о них ничего плохого. Они оба были умными и воспитанными мальчиками. У Луиса иногда случались припадки, но с возрастом они, кажется, случались реже. В остальном он был таким же живым и пытливым, как и его брат.

— Луис Френч страдает эпилепсией?

— Нет, не настолько все серьезно. Он просто… на секунду или две вдруг замирал, как будто выключался, а потом продолжал жить дальше, словно ничего не случилось.

— Братья не ссорились? И какими были их отношения с сестрой Агнес?

— Дети довольно неплохо ладили. Миссис Френч — вот кто больше всех подрывал дисциплину. У нее часто бывали приступы тревоги и беспокойства, и она причиняла близким много хлопот. Очень жаль, потому что в остальном дети не отличались ни избалованностью, ни замкнутостью. Учить их было одно удовольствие.

— Мне говорили, что Луис завидовал брату.

— Может быть. Но не больше, чем любой младший брат завидует старшему. После того как Луис уехал в школу, он быстро обрел уверенность в себе. Мне отрадно думать, что и я внес маленький вклад в формирование его характера. Я обращался с ним точно так же, как с Майклом, несмотря на его недостаток — припадки.

— У семьи Френч — и, кстати, у Трейноров — были враги?

— Странные вопросы вы задаете домашнему учителю! Насколько мне известно, нет. Кузен, молодой Мэтью, часто гостил в доме Френчей. Его родственники жили на другом конце деревни. Когда умерли его родители, он на несколько лет сдал дом, потому что сам постоянно проживал на Мадейре. Жаль, что теперь у Трейноров никто не живет. Дома не любят, когда их оставляют необитаемыми. Но вы спрашивали меня о Мэтью Трейноре… Он славный молодой человек, как и его кузены.

— Насколько я понимаю, мисс Уитмен также часто гостила у Френчей.

— Да, славная девушка. Она дружила с Агнес и часто бывала у них в доме. Не знаю, что между ними произошло, но они как будто охладели друг к другу.

— Какой была Агнес Френч в детстве?

— Часто бывала недовольной. Что неудивительно, она ведь единственная дочь, и на ее долю выпало ухаживать за родителями, когда они состарились и стали болеть. Она преданно ухаживала за ними, хотя с матерью ей досталось, да и с отцом тоже после того, как его хватил удар. Пока братья ездили с отцом в Португалию, ей приходилось вести дом. Мне казалось, что они должны были и ее приглашать с собой — по крайней мере, после смерти матери. Братья возвращались и наперебой рассказывали о том, как катались на санях с гор по каменному желобу, как поднимались на лошадях на вершины вулканов или ходили на яхте вокруг острова и плавали в море. Должно быть, втайне она все же завидовала им.

Ратлидж вполне понимал, на что вежливо намекал Макфарланд: дочерью пренебрегали, она была дурнушкой и прекрасно понимала, почему отец и братья никуда не берут ее с собой. Следующие слова Макфарланда подтвердили догадку Ратлиджа.

— Иногда я думаю: будь Агнес такой же хорошенькой и живой, как юная Валери, с ней обращались бы совсем по-другому.

— Как по-вашему, не пыталась ли мисс Уитмен занять место Агнес Френч?

— Сознательно — нет. Она ведь была просто ребенком, одинокой девочкой, которая росла без отца и тянулась к нормальной семейной жизни.

— Без отца?

— Да, ее отец служил во флоте. Мать умерла родами, и после того, как отцу пришлось вернуться на корабль, ребенка оставили на попечение няни. Взять девочку с собой отец не мог. Откровенно говоря, мне казалось, что Валери всем довольна; она бегала по дому и саду, играла с детьми Френчей. Она как будто никогда не замечала, что у нее нет матери, а отец очень редко приезжает домой. Все ее баловали, а ее живость, веселость расположили к ней и прислугу.

Ратлидж достал миниатюру и показал Макфарланду. Старому учителю понравилась изображенная на ней девушка, но он не мог сказать, кто она:

— Не знаю ее. А жаль. Славное дитя!

Ратлидж уже собирался поблагодарить его и уйти, когда Макфарланд сказал:

— Чуть не забыл! Много лет назад кое-что случилось. По-моему, дети ни о чем не узнали, потому что они были наверху, в детской, и уже спали. Мы с мистером Лоренсом Френчем сидели у него в кабинете и разговаривали. В тот день я как раз пришел на собеседование. Я искал места домашнего учителя. После ужина мы оставили мистера Хауарда Френча в гостиной, а сами перешли в кабинет. Мистер Лоренс расспрашивал меня о моем опыте и рекомендациях. Неожиданно в дом ворвался человек. Он оттолкнул горничную, которая открыла ему дверь, и побежал по коридору, распахивая все двери подряд и громко зовя мистера Френча. Мы с мистером Лоренсом поспешили выйти в коридор и увидели, что незнакомец схватил мистера Хауарда за горло. Он его чуть не задушил!

Мистер Хауард попятился; я подбежал к незнакомцу и попытался разжать ему руки. Мистер Лоренс мне помог. Но, едва тот человек выпустил горло мистера Хауарда, тут же выхватил нож. Он замахнулся на мистера Хауарда. Мистер Лоренс заслонил его собой и получил удар в грудь. Мистер Хауард закричал от гнева. Нам с ним с трудом удалось разоружить того человека. Больше никто не пострадал. Представляете, что я тогда пережил? Никогда в жизни я не сталкивался ни с чем подобным! Внизу могли оказаться все, и миссис Френч, и дети… и гости, если в доме кто-то гостил… незнакомец мог наброситься на них с ножом! Многие могли серьезно пострадать.

— Что случилось потом?

— Я послал горничную, которая открыла дверь, за лакеем и кучером, а мистер Френч осмотрел рану сына. Слава богу, рана оказалась несерьезной; нож лишь царапнул его по ребрам. Все это время незваный гость что-то бессвязно лопотал на непонятном для меня языке. Мистер Френч потом объяснил, что он говорил на португальском. Мистер Френч начал его допрашивать. Их разговор проходил на повышенных тонах и продолжался не больше пяти минут, хотя мне казалось, что драка длилась несколько часов.