Черный порошок мастера Ху - Чан-Нют Страница 28

— Ах ты мразь! Жалкий кусок беглого мяса! Ну-ка, попробуй померяться силами с Динем, красным поясом ордена Анахоретов, магистром метемпсихоза и кавалером психопомпов!

Не поняв ни единого слова из его тирады, мертвец все же решил, что тот ругается, и, не задавая лишних вопросов, пошел в атаку. Он воспользовался невниманием своего противника, занятого исполнением пируэта, за которым должен был последовать сложный прыжок, и нанес ему страшный удар кулаком, от которого ученому чудом удалось увернуться. Избежав благодаря своей акробатике неминуемой смерти, он сразу счел себя полубогом в искусстве единоборства и решил произвести кувырок без участия рук. Ноги его при этом занесло в сторону, и они попали его врагу прямиком в челюсть. Тот было покачнулся, но благодаря омертвевшим нервам, быстро встал на ноги, зарычав так, что, казалось, ад содрогнулся. Жилы у него на шее вздулись, кожа блестела всеми порами, и, набычившись, мертвец пошел на Диня.

— Ах ты гниль ходячая, уродина заплесневелая, иди-иди сюда, я расквашу твою вздувшуюся рожу! — закричал ученый в приступе мистического экстаза.

Раскачиваясь и переминаясь с ноги на ногу самым причудливым образом, он резко подался в сторону и присел на одну ногу как раз в тот момент, когда мертвец, как смерч, понесся на него. Вдохновленный таким успехом, Динь возомнил себя гением уклона, сошедшим с небес на грешную землю, и вот это-то высокомерие и стало причиной его поражения. Противник, раздосадованный тем, что никак не может одолеть какого-то сопляка, извивающегося, словно шелковичный червь, обернулся и оказался прямо перед Динем, продолжавшим поносить его на чем свет стоит. Враг стоял неподвижно, и у ученого мелькнула было мысль, что тот что-то замышляет. Тогда, злобно усмехнувшись, мертвец спокойно подошел к Диню и спокойно и неотвратимо нанес удар головой, который уложил его на месте.

Все это время доктор Кабан из своей ямы наблюдал за странными телодвижениями Диня и одобрительно щелкал языком, приветствуя каждый его смелый прием. Увидев ученого распростертым на земле, он решил, что настал момент его выхода на сцену. С трудом вывернувшись из норы, он, выпятив внушительное брюхо, бросился на противника. Тот, довольный, что вывел из игры докучливого болтуна, как раз отвернулся, когда на него с размаху обрушилась огромная масса. Не в силах устоять, он уткнулся носом в кладбищенский мох, придавленный к земле каким-то слоноподобным существом.

Навалившись всей тяжестью на неподвижное тело своего противника, доктор Кабан разыгрался не на шутку. Он стал энергично переваливаться с боку на бок, безжалостно раскатывая врага, пока не услышал, как затрещали его позвонки. Но в самый разгар этого, скорее даже приятного, барахтанья из-за могил показались новые тени. Словно армия грозных призраков, они стали окружать доктора. В этот самый момент Динь приоткрыл один глаз и увидел мертвецов, плотными рядами надвигавшихся на врача, все еще занятого своими малопристойными упражнениями.

— Осторожно, доктор Кабан! Они идут на вас! — что есть сил завопил ученый.

Однако у врача еще были в запасе средства, чтобы противостоять опасности. Увидев надвигавшуюся на него шеренгу мертвых тел, он свернулся клубком, втянув голову в жирные складки, заменявшие ему шею, и обхватив руками колени, и покатился под откос прямо им навстречу. Остолбенев при виде гигантского жирного ядра, имевшего тем не менее несомненное человеческое происхождение, которое неслось на них по склону холма, мертвецы застыли на месте, раскрыв рот. И тут же все они повалились навзничь, словно костяшки домино, сбитые с ног хитроумным врачом, который обрел свою прежнюю форму лишь после того, как последний враг был выведен из строя.

— Вот здорово! Вы превзошли самого себя! — захлопал в ладоши Динь, не в силах сдержать восторга.

Едва пришедшие в себя носильщики Минь и Сюань, тоже ставшие свидетелями этой эффектной атаки, приветствовали подвиг врача, потрясая в воздухе сжатыми кулаками.

Но тут, когда победа, казалось, была уже в руках, вокруг поднялась такой тошнотворный запах, что у них перехватило горло. Можно было подумать, что тысяча докторов Кабанов разом дохнули на Диня своим смрадным дыханием.

— Доктор Кабан! — с подозрением начал было ученый, но тут же убедился в том, что ошибся.

Доктор сам уже зажал нос пальцами, а гримаса, исказившая его лицо, красноречиво говорила об отвращении, которое он испытывал.

— Что за падаль источает эту немыслимую вонь? В жизни не нюхал такой мерзости!

— Неужто все полуразложившиеся трупы повставали сегодня из своих гробов? — встревожился носильщик Сюань, прикрывая нос рукой.

Не сговариваясь, люди мандарина обернулись в сторону могил. На вершине холма, одетая в лохмотья, развевавшиеся на ветру, словно стяги загробного царства, неподвижно возвышалась какая-то фигура и холодно взирала на них. Они приготовились было снова идти в атаку, но тут чудовищное зловоние, от которого все нутро выворачивалось наружу, окончательно задушило их, и они без чувств попадали на землю.

* * *

Луна давно уже потонула в водах Китайского моря, а на небосводе начали понемногу зажигаться далекие, холодные огоньки. Мандарин Тан лежал на спине, положив под голову сцепленные руки, и лениво наблюдал за играми своего резвящегося духа. Он воображал себя бедным рыбаком в заплатанных одеждах, оказавшимся бессонной ночью на этом песчаном берегу, озаренном светом далеких звезд, которые видели рождение и смерть драконов в незапамятные времена. Сколько поколений людей смотрели вот так на перечеркнувшую небо Серебряную Реку, сверкающую, словно бриллиантовый поток?

— Счастлив тот, кто пьет небесный свет устами своего сердца, — послышался голос, доносившийся откуда-то издалека.

Мандарин заморгал, возвратившись внезапно на остров Черепахи, в теплый вечер начала лета. Сю-Тунь обращался к нему, не отводя взора от небосвода. Он лежал рядом с мандарином, сняв башмаки и с наслаждением растопырив непомерной длины пальцы ног. Между двумя мужчинами догорали несколько чахлых веточек, тонким дымком устремляя в небо воспоминания о наполнявшем их некогда соке.

Когда они вышли из пещеры, тьма уже опускалась на бухты и отроги острова. Проголодавшийся лодочник развел на берегу костер, от которого поднимался соблазнительный запах жареной рыбы. Нехотя поделился он своим уловом с судьей, для которого яства, приготовленные его слугой, не шли ни в какое сравнение с нежной, жирной мякотью морской рыбы. Несмотря на настойчивость мандарина и к явному удовольствию лодочника, Сю-Тунь отклонил приглашение принять участие в трапезе и, достав из котомки холодную рисовую лепешку, подкрепился ею.

Слова иезуита вывели мандарина Тана из мечтательного состояния, и он приподнялся на локте.

— Почему вы это сказали? — с удивлением спросил он.

— Вы производите впечатление человека, который отдается созерцанию небес, не обременяя себя идеологическими спорами. В наши времена там, откуда я родом, немногие могут позволить себе такое. На нашем континенте в университетских амфитеатрах и на церковных кафедрах люди бьются друг с другом, решая, как устроены небеса.