Пурга - Андрей Кивинов Страница 28

Начальника на месте не оказалось, молодой оперативник попросил дежурного зарегистрировать заявление, что тот и сделал. Когда же руководитель вернулся с совещания, сыщик бодро постучал в дверь большого кабинета, горя желанием отрапортовать о наработках и идеях.

Шеф, старый волчара со стертыми клыками, сажавший народ еще при сталинизме, идею не оценил. Причем не оценил в грубой, нецензурной форме, больно оскорбляющей человеческое и милицейское достоинство. Слово «мудак» было самым мягким из всех произнесенных в пятиминутной речи. Даже спустя годы Евгений Александрович помнил тот монолог — настолько глубоко он запал в неокрепшую душу. И не просто запал, а стал путеводной звездой, направляющим рельсом, руководством к действию.

— Какой, мать-перемать, Гоша?! Она же больная! Сумасшедшая! В двадцать лет играет в динозавриков! И мы из-за каждой дуры должны портить цифры?!. Гнать ее надо было к… (мат)! А ты еще заяву заштамповал! Ай, молодца! И что теперь с этим дерьмом делать?

Седовласый шеф, похожий на громовержца Зевса, потряс пакетиком с хабариками, словно молниями.

— «Глухаря» возбуждать?! А?!

— Ну, почему «глухаря»? — голосом пойманного с поличным магазинного воришки возразил новобранец. — Можно составить фоторобот, установить наблюдение… ДНК…

— Ты тоже, что ли, больной?! Какой робот, какое ДНК?! Ты что, американских сериалов насмотрелся? Так и катись в Америку. Завтра же позвоню на курсы! Учат всякой херне, а нам расхлебывать! Ну, ни на минуту нельзя отдел оставить!

Немного успокоившись, шеф наконец отдал конструктивное распоряжение:

— В общем, делай, что хочешь, но эта сумасшедшая должна заявление забрать. Пусть пишет, что все это ей приснилось или по пьяни померещилось — без разницы. На все у тебя три дня. В крайнем случае — десять.

Евгений Александрович вспомнил рыдания студентки, ее наполненные влагой глаза и понял, что эта миссия невыполнима.

— Но… Как? Это не реально.

— В следующий раз будешь думать, прежде чем идиотские заявы штамповать. Да еще писать, что ущерб значительный. Можно было бы по малозначительности отказать, а теперь?! А насчет «как» — это твои проблемы. Хоть женись на ней, но чтоб глухаря у нас не было.

— Жениться? Да она страшная, как семь смертных грехов. И картавит…

— Ничего. Потом разведешься… Запомни, Женя… Никто, никогда, ни при какой системе не отменит показателей. Даже Господь Бог. Потому что к нему надо тоже идти не с пустыми руками. И не с клятвами. А с конкретными цифрами. Другого не дано. Как только не будет цифр — наступит апокалипсис… Вымрем, как этот Гоша… Поэтому впредь, прежде чем материал штамповать, показывай мне. Все, иди работай.

Десять дней… И как, интересно, ее уговаривать? Еще выбросится из окна с горя, даром что сумасшедшая…

Оставался второй вариант — по-быстрому поймать грабителя. Наверняка какой-нибудь местный наркот.

Посоветовался с бывалыми коллегами, расписывающими в кабинете детского опера «тысячу». Те отнеслись к идее поимки скептически.

— Старик, обработать девку — надежней.

— Она не откажется.

— Не спеши. Остынет, успокоится… Можно ее так достать, что любую бумагу подпишет… Дерзай, набирайся оперативного опыта… У меня марьяж.

— Что значит «достать»?

— Например, посади ее смотреть фотографии всех жителей города. В паспортных столах есть. Через пару дней она взвоет и заяву заберет.

— А если все посмотрит? Она упертая.

— Тогда отправь ее смотреть федеральную картотеку. Сломается…

— Погодите, мужики, но… Пускай в конце концов будет «глухарь». Подумаешь… Всего один. Не десяток же.

Игроки разом повернули головы.

— Лучше не надо, Женя… С первого все и начинается…

Нет, он не сдастся так просто. Покажет этим аксакалам, кто такой настоящий коп.

Следующий день азарта немного поубавил. Машину молодому сотруднику не дали, их всего две на отдел. А в городе осень. Слякоть, дождь. Плакать хочется. Пришлось мокнуть, глотая сопли и придерживая трясущимися руками фальшивые усы, оставшиеся со школьной театральной студии. Тактику выбрал простую, но надежную. Классику, можно сказать. Садился в автобус, сходил на следующей остановке и качающейся походкой тяжело пьяного человека тащился в направлении студенческих общаг, размахивая пухлой барсеткой. Надеясь, что грабитель клюнет и угодит в капкан. А клюнуть должен — оделся оперативник по-богатому — в изъятый на обыске костюмчик от «Бугатти», нацепив на руку швейцарско-китайский хронометр «Франк Мюллер», отобранный у уличного торгаша.

Но никто не клевал. На пятой попытке к нему подвалил местный авторитет, четырежды судимый карманник Белочкин по кличке Забава и, покручивая пальцами спичечный коробок, вежливо поинтересовался:

— Евгений Александрович, то, конечно, не мое дело, но зачем вы прицепили эти дурацкие усы? И чего ради ходите тут пятый раз подряд, словно лось по поляне? А вчера собирали хабарики… Порядочные граждане, ей-богу, озадачены. Может, у вас кончилось покурить? Я могу угостить от чистого сердца.

Рецидивист протянул початую пачку сигарет — словно индеец, предлагающий бледнолицему трубку мира.

— Сам ты лось, — огрызнулся молодой сыщик. — И откуда знаешь, как меня зовут?

— У вас свои источники, у нас свои.

Женя Никифоров узнал Забаву по фотографии из отделенческой картотеки. Видимо, у судимого элемента тоже имелась картотека. У какого-нибудь пахана в шкафу. В алфавитном порядке, с фотками и анкетными данными. Информационный центр. Наверняка платный.

Не взяв сигарет, он снова потащился на остановку. Сигареты у него и свои есть. Его на сигареты не купишь… И вообще, он положительный герой. А положительные герои не курят.

Решил не сдаваться. День все равно потерян.

Вечером увидел студентку Ларису. Видимо, ехала из своего лицея. Вместо сумки — обычный пакет со стертым рисунком. Зонтик со сломанными спицами, сапожки со сбитыми каблуками. На всякий случай решил проводить до общежития. Вдруг повезет, и ее снова ограбят? Хотя грабить уже нечего.

По пути она завернула в продуктовый, купила уцененный творог и упаковку дешевых пельменей. У кассы пересчитывала деньги, копалась в карманах курточки в поисках случайно завалившейся мелочи… Не хватило десяти копеек, но парень-кассир оказался добрым и простил. Наблюдая за ней, Женя вдруг испытал странное чувство. Что-то вроде теплой жалости. Теплой, как парное молоко, которым мама пичкала его в детстве. Бедная… Одна в чужом городе. Без денег, никому не нужная. И какие перспективы? Выучится на оператора котельных установок и всю жизнь проведет на причале в своей глухомани. И никогда не выйдет замуж, потому что все местные мужики или спились, или удрали.

Наверно, тот динозаврик для нее действительно единственное родное существо. Он не дразнится, не подкалывает, не обращает внимания на очки и брекеты. Кстати, динозаврику три дня осталось, потом с голоду окочурится.