Тождественность любви и ненависти - Чингиз Абдуллаев Страница 28

– Только двое?

– Не только. Есть еще третья женщина. Мой личный секретарь.Лиана. Она... она... в общем у нас с ней особые отношения. Вы понимаете, о чемя говорю. Вы же ее видели. Она всегда рядом со мной, всегда в поездках по всемумиру. Трудно было предположить, что между нами ничего не будет. Она простонезаменимый человек для меня в подобных вопросах. Во всех бытовых вопросах.

– Вы с ней спите? – прямо спросил Дронго.

– Только по обоюдному согласию, – призналсяДавид, – я никогда не давил на нее, используя свое положение.

– В Америке суд присяжных не принял бы во внимание подобноеобъяснение и приговорил вас за сексуальные домогательства к солидному тюремномусроку, – заметил Дронго.

– Слава богу, что в Америку я ее не беру, – улыбнулсяЧхеидзе, – но в общем она не просто толковый, но и достаточно разумныйчеловек. Про Ирину я ей сам все рассказал. Про дочь она узнала сама. И поняла, чтоу нее почти не осталось шансов. Возможно, она рассчитывала на нечто большее,чем просто оставаться моим личным секретарем. Ей уже тридцать два, в этомвозрасте европейские женщины начинают думать о своей семье. Но тут появиласьмоя взрослая дочь. По-моему, Лиана меня ревнует. И к Ирине, и к моей дочери.

– И на этом основании она решила вас убить?

– Не знаю. Но у нее было достаточно времени, чтобы отравитьсодержимое бутылки.

– Только трое. Или есть еще кто-то?

– И двое мужчин. Менее всего я подозреваю мужчин. Но долженперечислить всех, кто здесь был. Самойлов заменил Касаткина, он очень неплохойспециалист, но, конечно, не тянет на президента. В случае моей смерти онпотеряет очень многое. И ничего не приобретет. Так я думал до вчерашнего дня. Апотом понял, что моя смерть будет самым лучшим подарком именно для Самойлова.Насчет Гюнтера Вебера я не уверен. Он даже не знает русского языка. В случаемоей смерти он лишится хорошей работы. Возможно, Вебер единственный, ктодействительно вне подозрений. Хотя, как бывает обычно в детективных романах:вызывающий наименьшие подозрения субъект становится преступником. Но видимыхмотивов я все равно не нахожу. Вот, собственно, и все.

– Пять человек, – подвел итог Дронго, – а бутылкувы отправляли на экспертизу?

– Еще не успел. Я никому не говорил о случившемся. Зачемрадовать возможного убийцу. Мне повезло, что в стакане было слишком многокубиков льда. Они разбавили виски. Я оставил стакан на столе и говорил потелефону. Кубики льда за это время растаяли. И когда я выпил, вполне возможно,что там была уже другая концентрация яда. Поэтому я и остался жив.

– Может, вы дадите мне эту бутылку и я ее проверю, отправивв лабораторию, – предложил Дронго.

– Нет, – возразил Чхеидзе, – так нельзя. Завтраутром я приглашу всех пятерых и налью виски из другой бутылки, поменяв еесодержимое с этой. И посмотрю, кто и как будет пить. Если кто-то откажетсявыпить, мы будем точно знать, кто именно хотел меня отравить.

– Тогда зачем вы нашли меня?

– Чтобы вы мне помогли. Возможно, что завтра кто-тооткажется выпить. Тогда мне придется вызывать милицию или прокуратуру, а вамподтвердить мои подозрения. У меня должен быть свидетель, а ваша репутацияизвестного эксперта поможет мне убедить следователя в моей правоте.

– Понятно. И бутылку вы мне сегодня не дадите?

– Только завтра. Я должен лично убедиться.

– Хорошо. Тогда завтра я к вам приеду. В котором часу выпросыпаетесь?

– Поздно. Достаточно поздно. К тому же сегодня я все равноне смогу заснуть. Давайте к одиннадцати. Я вас буду ждать.

– Договорились. Лиана ночует в вашем номере?

– Обычно нет. Но в первую ночь после аварии, когда уехалаИрина, она осталась у меня. Я сам попросил.

– Последний вопрос. Почему, говоря о Самойлове, вы сказали,что до вчерашнего дня вы были уверены в том, что ваша смерть ему не нужна.Почему вы изменили свое мнение?

– В этом все и дело, – ответил Чхеидзе, – вы дажене можете себе представить, до какой степени все переплелось и запуталось.Сейчас я вам объясню. Дело в том, что Лиана осталась у меня на ночь. А утром комне пришла моя дочь...