В тени Нотр-Дама - Йорг Кастнер Страница 28

Быстро, слишком быстро, я вскочил, распахнул дверь и выбежал наружу. То есть, хотел выбежать, но в спешке споткнулся о дверной порог, упал на причетника и повалил его на пол. С глухим шлепком разбилась глиняная чаша, которая была у него в руках. Что-то горячее ошпарило мне кожу, сильно запахло рыбой, луком и щавелем.

— Проклятье, черт побери, да будь ты проклят! — закричал причетник подо мной и столкнул меня с себя. Я ударился затылком о деревянную скамью, резкая боль пронзила голову.

Ощупывая ушибленную голову, я застонал:

— Простите меня, Одон, я совершенно не хотел нападать на вас. Я просто споткнулся.

— Одон с легкостью простит вас, мэтр Сове, его-то вы не окатывали ухой. Хороша благодарность!

Человек, который поднялся передо мной и смотрел на залитую супом рясу, был узок в плечах, лицо под жидкими светлыми волосами выглядело плоским как доска, словно после его рождения лоб, нос и подбородок договорились не обременять короткую человеческую жизнь выразительными чертами.

— Но …кто вы?

— Меня зовут Гонтье, и я причетник собора Парижской Богоматери. Отец Фролло поручил мне заботиться о вас, приносить вам еду и питье и предоставлять все, что вы пожелаете.

— Нет, Одону это поручено.

— Теперь не ему.

— С каких это пор?

— С сегодняшнего дня.

— Почему?

— Потому что архидьякон велел ему очистить от пыли скульптуры Собора.

— Разве это не мог сделать точно так же кто-нибудь другой, вы, например?

— Верно.

— Почему Фролло передал вам обязанности Одона, ему же поручил другое?

— Задайте этот вопрос Фролло, мэтр Сове. Я занимаюсь другим.

— Чем?

— Мне принести вам новый суп?

Я отказался от супа, извинился еще раз перед Гонтье и привел себя в порядок, насколько было возможно. При этом я размышлял над тем, какая причина могла быть у Фролло, чтобы дать Одону новое задание? Именно после этой ночи, когда Квазимодо посетил меня! Совпадение?

Конечно, я мог бы спросить об этом Фролло, но тогда он почувствовал бы мое недоверие. И при малейшей неудаче я снова стану голодным безработным бродягой на улицах Парижа. Значит, надо смолчать и сделать вид, будто ничего не произошло?

Нет! Хотя подзадоривающее воздействие вишневой настойки и ослабло, я браво сохранял свой настрой и стал искать Одона в Соборе. Впервые со Дня Трех волхвов я покинул башню и снова вошел под наводящие страх своды, погруженные в сверхъестественный свет пламени многих сотен свечей. Врата огромной церкви были еще не закрыты, и по Собору передвигалось не меньше народа, чем встретишь на улицах Парижа. Рядом с кающимися, молящимися и церковными служителями Собор наполняли торговцы с лотками и молящие о пожертвовании нищие. Я пробирался сквозь толпу и искал глазами примечательное лицо Одона. Возможно, сейчас как раз был подходящий момент, чтобы поговорить с ним. Толкотня и шум скрыли бы нас от Клода Фролло лучше, чем самые толстые стены.

Наконец.я обнаружил его в маленькой часовне, где он очищал от пыли скульптуры Трех волхвов.

— Если вы и дальше так ревностно будете полировать головы волхвов, они не смогут носить свои короны, месье Одон.

Так как статуи величиной с человеческий рост стояли на метровом постаменте, Одон поднялся на раскачивающуюся табуретку.

От моего неожиданного появления он чуть не упал. В последний момент он сумел ухватиться за украшение на голове Каспара, подтверждая тем самым, что не только господину благородных кровей может быть выгодно стремление к короне.

Лишенный всякого высокомерия, скорее со страхом в расширенных глазах, причетник глядел на меня сверху вниз.

— Вы здесь?

— Почему бы нет? Вы забыли, что я гость отца Фролло? Всегда до вчерашнего дня вы занимались тем, что заботились о моем благополучии.

— До вчерашнего дня, как вы сказали, мессир. Теперь у меня другое поручение.

Одон сказал «другое», а имел в виду — «более важное». Похоже, причетник изо всех сил хотел это продемонстрировать, когда как одержимый чистил корону Каспара, чтобы стереть отпечатки пальцев, оставленные им в поисках спасения. Так как он совсем не обращал внимания на мою персону, я гневно пригрозил:

— Один удар по скамейке, и все волхвы, вместе взятые, не спасут вас от падения!

— Что вам от меня нужно? — теперь в его взгляде сквозила ярость, напополам с чем-то еще. Со страхом?

— Я хочу с вами поговорить.

— Вы это как раз и делаете.

— Я разговариваю с двучастным очистителем пыли, который состоит из вашего тела и скамейки.

С перекошенным лицом Одон спустился вниз и мрачно посмотрел на меня, пока его руки нервно теребили шерстяную тряпку.

— Итак?

— Вы избегаете меня уже много дней. Почему?

— Какие у меня могут быть с вами дела? Вы — переписчик и живете наверху в башне, мои же обязанности внизу. Это два разных мира.

— Миры, которые соприкасаются. Вы все это время носили мне еду и питье.

— Я нерегулярно выполнял свои обязанности?

— Нет, все в порядке.

— За остальное мне не платят.

Я вспомнил о нашей первой встрече и понял намек. Один раз я засунул руку в свой кошелек, и один соль поменял своего хозяина. Одон не казался больше таким отрешенным. На его губах даже заиграла улыбка, когда он увидел монетку на своей грубой ладони.

Нет, его робость передо мной не была разыграна, но один соль купил добрую часть его пугливости. Вдруг, словно он испугался, что я смогу поменять свои намерения, его пальцы сжали медный кружок.

— Итак, мэтр Сове, чем могу вам служить?

— Расскажите мне о Квазимодо. Он не настоящий сын отца Фролло?

— И да, и нет.

— За один соль я назову такой ответ довольно неточным.

— Следуйте за мной, мэтр, и я расскажу вам.

Мы прошли через продольный корабль церкви (неф) и вышли через портал Пресвятой Девы на площадь перед Собором. Тут же я почувствовал себя окрыленным и, раскинув руки, наслаждался свежим вечерним ветром, который дул с левого берега Сены. Я хотел бы подняться в воздух, словно птица, и улететь прочь! Свободным как птица я почувствовал себя впервые с той поры, как поступил на службу к Клоду Фролло. Конечно, там наверху, на башне, я дышал свежим воздухом, но всегда было чувство, что я не частичка мира, а пленник Нотр-Дама.

Одон отвел меня к грубо сколоченной деревянной кроватке, перед которой стояла большая медная кружка.

— Здесь, если вам это так интересно, колыбель Квазимодо. Сюда добрые парижане кладут своих детей, если потомство нежелательно или они не могут прокормить его. Кто хочет, может подойти и забрать ребенка себе, — Одон показал на кружку. — И пожертвования для бедных сирот тоже всегда приветствуются.