Кубанский огонь - Николай Свечин Страница 28

Надзиратель Жуковский вышел на службу уже через три дня после схватки с бандитами. Лицо у него было иссиня-багровым, спереди отсутствовали два зуба, и отек на губе не спадал. Иван Павлович каждые пять минут подходил к зеркалу, смотрел на себя и ругался:

– Вот сволочи! Как же я теперь буду баб штабелировать? Кто ко мне подойдет с такой вывеской?

Другие надзиратели со смехом рассказали Лыкову, что Жуковский отсидел трое суток на гауптвахте за то, что гулял в саду «Варьете» с девицей легкого поведения. Его увидел полицмейстер Захаров, и не только посадил в клетку. Он еще накатал жалобу Бабычу. В доносе указал, что неоднократно лично «внушал надзирателю не забывать семью». Такое вмешательство в приватность покоробило даже столичного чиновника. Иван Павлович на это сказал:

– Захаров научился в Карсе на собак брехать, а на людей гавкать. В Екатеринодаре так нельзя. И вообще, плевал я на него. Вот как с зубами быть? Дорого встанут и железные. Про золотые и думать нечего. Эх, бабы, бабы…

Пришельцев притворно сурово прикрикнул на подчиненного:

– Царскую службу нести – не чем попало трясти. Бери поручение и вперед. А на зубы мы тебе денег найдем.

Алексей Николаевич счел нужным разъяснить слова начальника отделения. Бабыч вошел к министру внутренних дел с ходатайством. Он описал подвиг Жуковского и Вольского и попросил для них награды. Надзирателя генерал предложил отметить Владимирским крестом четвертой степени, а тяжело раненного городового – медалью «За храбрость» на Георгиевской ленте. Из столицы пока прислали денежные награды: сто пятьдесят рублей надзирателю и сто – городовому ^[40].

Жуковский повеселел:

– За полторы сотни я себе из золота зубы вставлю! И еще на пьянку-гулянку останется. Ну тогда, бабцы, держись… Закусаю!

Лыкову ночью пришли в голову новые мысли. Он усадил кубанских сыщиков и начал речь:

– Вам не кажется, что мы сузили наши поиски? Ловим исполнителя Вариводу, а забыли про заказчика.

– Как же забыли? – тут же возразил Корж. – Асьминкина с Кухарским щупаем, и Дробязкин на очереди. Сами же заставили нас списки подозреваемых сочинить.

– Заставил. Но можем ли мы ими ограничиться?

Статский советник понял, что запутал коллег, и пояснил:

– В городе готовится диверсия. Мы вцепились в историю с поджогом скважины в Ширванской и прорабатываем эту версию. А если нефть тут ни при чем? И бандиты просто исполнили побочный заказ? Что, если тут политика? И Вариводу с его оружием наняли эсеры или анархисты?

– Тогда наше дело сторона, – объявил Пришельцев. – Это к жандармам, мне уголовных хватает.

– Я пришел к такому же выводу, – согласился Лыков. – Оставляю вам покамест ваших жуликов, дознавайте, как мы договорились. Мне придется пойти в КОЖУ, просить о помощи. Каковы ваши голубые мундиры? Можно с ними кашу варить?

Надзиратели дружно промолчали, а Пришельцев скис:

– Когда был Засыпкин, дело ладилось. Мы помогали охранникам, те – нам. Под пулями вместе бегали! Засыпкина отозвали, политический сыск теперь у полковника Тихобразова. Он человек к сотрудничеству не расположенный. Все под себя норовит. Попробуйте вы, у вас полномочия. Но на многое не рассчитывайте.

Коллежский асессор помолчал и добавил:

– Да так куда ни сунься. Все нам, сыщикам, начальники: полицмейстер, следователь, прокурор, судейские, жандармы. Только и слышишь: дай то, дай это. А помощи от них шиш. Вот служил раньше в Окружном суде следователь по важнейшим делам Назар Ретов, он был не такой. Вникал в наши сыщицкие дела, понимал трудности. Помогал! Но выслужил пенсию и уехал под Анапу гарбузы выращивать. Положится теперь не на кого.

– Понял вас, – вздохнул питерец и отправился на Красную, 112 ^[41].

Он уже представлялся Тихобразову по случаю прибытия. Жандарм и сыщик познакомились, обсудили сотрудничество, полковник обещал полное содействие. С напоминания об этом и начал Лыков:

– Александр Николаевич, вот вы и понадобились. Уголовными концами занимаются Пришельцев и его люди. А вдруг за бандитами стоят политические террористы? Это более чем вероятно.