Ненавистная фрау - Неле Нойхаус Страница 27

— Что вы можете сказать о муже Изабель? Знал ли Керстнер о ваших отношениях? — спросил Боденштайн.

— Не думаю, — ответил Дёринг. — Он был доволен тем, что Изабель с ребенком была с ним. По крайней мере, официально. Между ними вообще не было ничего общего. Он не был героем ее романа.

— Как вы думаете, Керстнер мог убить свою жену? — Боденштайн задал вопрос любезным тоном, но при этом внимательно следил за лицом Дёринга.

— Кто знает, на что может оказаться способен человек, — ответил тот после короткого колебания. Вертикальная складка неудовольствия неожиданно появилась между его бровями. — В конце концов, она подло бросила его, а мужчине тяжело с этим справиться.

Боденштайн сделал вид, что размышляет над ответом. Последнее высказывание Дёринга относилось скорее к его личной ситуации. В этот момент на улице перед окном с ревом пронесся спортивный автомобиль. Чуть позже в бар вошел бледный стройный мужчина в черной кожаной куртке. Все, кто находился в баре, преувеличенно любезно его поприветствовали.

— Кто это? — поинтересовался Боденштайн, хотя он сразу узнал Ганса Петера Ягоду.

— Владелец конюшни. — Дёринг повернулся на своем высоком табурете.

Ягода направился прямо к нему после того, как поздоровался с другими, улыбаясь ни к чему не обязывающей улыбкой.

— Фредди, — Ягода положил руку на плечо Дёринга, — мне надо с тобой поговорить.

Его лицо было напряженным. Казалось, он не в восторге от того, что увидел Дёринга в обществе незнакомца.

— Разреши представить тебе, — чуть торопливо прервал мужчину Дёринг, — главный комиссар Боденштайн из уголовной полиции Хофхайма. Господин Боденштайн, Ганс Петер Ягода, владелец этого прекрасного конноспортивного комплекса.

Ягода принужденно улыбнулся. Рядом с полным жизненных сил и загорелым Дёрингом он выглядел бесцветным.

— Что-нибудь выпьешь с нами? — спросил Фридхельм, который в отличие от Ягоды был совершенно расслаблен. Прежде чем Ягода успел открыть рог, он махнул официанту и заказал кружку пльзеньского пива.

Ягода производил впечатление нервного человека с отсутствующим взглядом. Он, похоже, не собирался садиться. Его глаза блуждали, и когда запищал его мобильный телефон, он просто повернулся и вышел, не думая извиняться. Дёринга это не возмутило. Через несколько минут Ягода появился вновь и, оставаясь у двери, сделал ему знак.

— Я сейчас вернусь, — сказал Дёринг и встал.

Мужчины остановились около стеклянной двери бара. Боденштайн мог видеть, как Ягода взволнованно в чем-то убеждает Дёринга. Он размахивал руками и делал суетливые движения, затем резко повернулся и вышел. Его пиво осталось нетронутым. Дёринг возвратился назад, схватил полную кружку и сделал большой глоток. Две женщины, сидевшие за угловым столиком вместе с другими молодыми людьми, оплатили свои напитки и встали.

— Вы уже уходите? — спросил Дёринг, когда они проходили мимо, и протянул руку.

— Ты же оставил нас на весь вечер в одиночестве. — Приятная брюнетка лет сорока с готовностью взяла его за руку и бросила на Боденштайна вызывающий взгляд. — Вы со своим другом напустили на себя такую таинственность…

— Главный комиссар Боденштайн ищет убийцу Изабель, — поведал Дёринг.

— О! — Приятная брюнетка хихикнула. — Он подозревает тебя?

Дёринг громко засмеялся в ответ на якобы удачную шутку, но при деланой веселости глаза его оставались холодными.

— Скажи, Фредди, — обратилась другая женщина, с седыми волосами, подстриженными «под мальчика», — ты можешь передать Анне Лене, что в выходные мне понадобится мой прицеп? Она брала его у меня в субботу.

На секунду приветливая улыбка исчезла с лица Дёринга, и Боденштайну показалось, что в светлых глазах мужчины промелькнула искра гнева.

— Разумеется, — сказал он непринужденно. — Она завтра возвращается и обязательно привезет его.

Женщины попрощались и ушли.

— Куда уехала ваша жена? — спросил Боденштайн и посмотрел Дёрингу в глаза. — Она уже знает, что Изабель Керстнер умерла?

Дёринг и бровью не повел.

— Она в Париже у подруги, — спокойно солгал он. Жена очень близко к сердцу приняла историю с лошадью. Я не уверен, что ей известно об этом.

Хотя Боденштайн знал, что Фридхельм лжет почем зря, он не мог не восторгаться актерским талантом Дёринга.

— Ведь брат вашей жены известный адвокат по уголовным делам. У вас с ним хорошие отношения?

— О да! — Дёрингу опять подали очередную кружку пльзеньского. — У меня хорошие отношения с семьей моей жены.

Очередная циничная ложь. Речь Дёринга после седьмой кружки пива и пятой рюмки водки постепенно становилась все менее отчетливой, и идеальный литературный немецкий, на котором он до сего времени изъяснялся, приобрел легкий гессенский акцент. От выпитого алкоголя лицо Дёринга покраснело и глаза заблестели. Боденштайн бросил взгляд на часы.

— Уже одиннадцать! — Он сделал вид, что удивлен. — Да, это был приятный вечер. У меня к вам еще только один вопрос, господин Дёринг.

— Смелее! — Фридхельм принялся за свой восьмой бокал пива и сделал призывный жест.

— Некоторые люди здесь, в конюшне, утверждают, что вы в прошлую субботу жестоко избили свою жену. Это правда?

Дёринг резко поставил свой бокал на стойку. Между его бровями опять возникла вертикальная складка, и он встал.

— Кто же несет такое дерьмо? — грубо спросил он.

— Многие, — неопределенно ответил Боденштайн.

— Что за глупости! — Дёринг раздраженно покачал головой.

— Нам изложили совсем иную версию субботних событий. А именно то, что сначала вы избили лошадь, а потом — вашу жену.

Фридхельм густо покраснел, и Боденштайн сразу понял, что Анна Лена не лгала. Перемена, которая произошла с мужчиной на его глазах, была ужасающей. Возникало ощущение, будто внезапно другой человек вселился в его тело.

— Вот ведь как получается, — прошептал он и, прищурившись, просверлил Боденштайна гневным взглядом, — усесться здесь и строить из себя невинную овечку… Ну да, знаю я вас, приятели. Полицейские ищейки все одинаковые. А если даже и так! Что я делаю со своей женой, это мое личное дело!

— Значит, вы в самом деле ее избили? — упорствовал Боденштайн.

— Я влепил ей оплеуху, потому что она совсем спятила и устроила истерику, — прорычал Дёринг так неожиданно, что Боденштайн невольно вздрогнул. — Она испортила мне мою лучшую лошадь, а потом еще и накричала на меня, глупая овца!

Все голоса в баре стихли, и Боденштайн отметил украдкой брошенные взгляды немногочисленной публики.

— Эй! — Дёринг вскочил и крепко ухватился за спинку стула. — Кто из вас, придурков, наговорил полицейским ищейкам про меня этого дерьма? Ну давайте, колитесь, вы, трусы!