Ласковый голос смерти - Элизабет Хейнс Страница 27

— Но они же не остаются в своих комнатах, пока не умрут?

— Обычно семья их кормит, или они сами выходят посреди ночи в конбини — разновидность ночного магазина. Но меня интригует сделанный ими выбор.

Он отхлебнул остывающий кофе. Свою чашку я уже осушила за пару глотков.

— Выбор уйти из жизни?

— Да. Выбор уйти из жизни — по той или иной причине. Возможно, из-за апатии или в знак мятежа. Кто знает — вдруг мы имеем дело с чем-то похожим?

— Мятежа? Против чего?

— Не знаю. Вероятно, это лишь побочный эффект экономического спада — депрессия, отчаяние. Или в нашем обществе есть нечто такое, с чем они не желают иметь дела. Так что, может, вы и правы — следует обратить внимание на медицину, социальные службы и тому подобное.

— У меня нет доступа, — сказала я. — Я уже пыталась.

— А в материалах дел ничего нет?

— Нет никаких дел, в том-то и проблема. Это не убийства, даже по большей части не смерть при подозрительных обстоятельствах. Это просто люди, которые умерли. Как только их забирает похоронная служба, полицию они больше не интересуют. Мы сообщаем родственникам, если удается их найти, — и все. Никаких записей не остается — в том просто нет смысла. Насчет тех, у кого были родственники, у меня нет почти никакой информации — интерес представляют лишь те, кто до сих пор не опознан.

Он нахмурился и еще сильнее наклонился вперед, внимательно слушая.

— Вы знаете, что это я нашла Шелли Бертон?

— В самом деле? Не знал.

— Я живу в соседнем доме, почувствовала странный запах. Я думала, дом пуст, но она все это время была там.

— Наверняка кошмарное зрелище, — заметил он.

— Просто ужасное. Она…

Я вдруг поняла, что чересчур разговорилась, поддавшись чужому интересу. Ведь передо мной сидел не кто-то, а журналист. Он мог даже записывать нашу беседу! Об этом я не подумала… Идиотка. Это могло стоить мне работы. Неужели я способна на такую глупость?

— Что? — спросил он. — В чем дело?

— О чем вы?

— Не знаю… Вы что-то вдруг забеспокоились.

В наблюдательности ему нельзя было отказать. Вероятно, это профессиональное — способность замечать нервозность собеседника, умение задавать существенные и несущественные вопросы, способность запоминать длинные фрагменты разговора, а затем слегка их изменять, чтобы казалось, будто собеседник действительно сказал то, что ты хотел от него услышать, даже если он этого не говорил.

— Мне нужно идти, — сказала я, вставая.

— Аннабель, подождите.

— Нет, в самом деле, спасибо вам за кофе, но мне надо идти…

— Мы сможем еще увидеться?

Я остановилась, наполовину надев пальто, и уставилась на него — слишком уж странно прозвучала его фраза.

— Зачем?

Он поднялся, преграждая мне путь к выходу.

— Я знаю, что для вас это важно, — сказал он. — Я не хочу никоим образом вредить вашей работе и не хочу доставлять вам неудобств. Что бы ни происходило, оно будет происходить и дальше. Мы должны попытаться убедить их, что нужно принять какие-то меры, а сделать это можно единственным образом — выяснив, что происходит на самом деле. Вы мне поможете?

Я прикусила губу. Он стоял слишком близко, и мне это не нравилось. Я чувствовала себя припертой к стене — во всех смыслах.

— Не знаю, что тут можно сделать, — ответила я. — Я уже все перепробовала.

— Самое сложное я возьму на себя. Мне нужны лишь данные — те, с которыми вы имеете дело каждый день. Я могу надавить на начальство, напечатав больше обо всех этих людях, и могу добыть эту информацию из других источников. Мне просто хотелось бы получить лучшее представление о том, кто они такие.

— А как же закон о защите персональных данных? — запинаясь, сказала я.

— После смерти закон теряет силу, — ответил он.

Похоже, он заметил мою неловкость, поскольку отошел в сторону, пропуская меня.

— Позволите, я провожу вас?

Я что-то пробормотала в ответ, и он вышел следом за мной на залитую ярким светом дорогу. На тротуаре толпились покупатели, и, хотя он шел рядом, нас то и дело разделяли.

— Послушайте, — сказал он наконец, когда мы свернули на широкую пешеходную улицу, ведшую вниз по склону холма к реке. — Мне действительно хотелось бы поддерживать с вами контакт. Вы — единственная из тех, с кем я говорил, кто воспринял случившееся всерьез. Я пытался подключить и своего редактора. Она согласилась начать кампанию, которая побудила бы всех поинтересоваться жизнью своих соседей, но мне до сих пор кажется, что речь идет о чем-то более зловещем, чем простое отсутствие общественного духа.

— Зловещем?

— Ну, вы поняли. В том смысле, что их убивают.

Остановившись как вкопанная, я повернулась к нему.

— Вряд ли их убивают, — сказала я.

— Вы и впрямь так не думаете?

— Нет никаких оснований предполагать, что их убили. В дома никто не вламывался… — Не считая соседнего, подумала я, вспомнив провалившееся внутрь кухни дверное стекло. — Никаких травм, никакого насилия. Они просто умерли.

— Возможно, они отравились медленнодействующим ядом, — сказал он, — или газом из бойлеров, или еще чем-нибудь.

— Слишком натянуто, — заметила я. — К тому же нет улик. Почему вы решили, будто их убивают?

Щеки его покраснели, он понизил голос, так что пришлось придвинуться ближе, чтобы его услышать.

— Может, и не убивают. Но кто-то явно в этом замешан. Не могли же они просто так взять и решить умереть?

— Почему бы и нет? Почти как ваши японские подростки.

Мы пошли дальше. У подножия холма мне оставалось лишь перейти дорогу к полицейскому управлению. Не хотелось, чтобы кто-то видел, как я разговариваю с журналистом, и я придумывала повод расстаться с ним раньше.

Сэм шел сгорбившись, сунув руки в карманы. Вид у него был задумчивый, словно он пытался найти какой-то решающий аргумент, который положил бы конец разнице во мнениях. Я остановилась на углу.

— Мне в ту сторону, — сказала я не терпящим возражений тоном. — Приятно было познакомиться.

— И мне, — ответил он.

Что такое? Неужели он так легко готов сдаться?

— До свидания, Аннабель. — Он крепко пожал мне руку; ладонь его была теплой.

— До свидания. Удачи вам.

— И вам.

Я посмотрела вслед Сэму, а потом повернулась и нажала кнопку светофора, дожидаясь зеленого сигнала.

В офисе не оказалось никого, кроме Кейт.

— Я думала, ты заболела, — сказала она. — Почему пришла?