Волчица в засаде - Александр Чернов Страница 27

Я опоздал, а потому решил нанять такси. Андрюха Соловьев — мой давний знакомый, подрабатывающий в свободное время частным извозом, — оказался в этот момент на пятачке, где обычно кучковались таксисты, и вызвался подбросить меня до метро, а по дороге завезти домой Катю.

Нынче времена другие — не советские, когда на сельхозработах местные жители зазывали тебя в гости и ставили бутылку на стол в благодарность за помощь колхозу. Сейчас аборигены норовят бутылку эту тебе продать, да еще с тобой же ее и распить. И услугу нынче тебе просто так никто не окажет — денег потребуют, даже приятели, но не все, конечно. Что поделаешь — рыночная экономика. Товарно-денежные отношения, и к ним нужно привыкать. Я уже привык, а потому, когда Андрюха заломил непомерно высокую плату за десять километров пути, поторговался с ним и скинул цену на четверть. Оба остались довольны. Минуту спустя мы уже мчались по темному от нависших туч городу. Катя выскочила из машины перед перекрестком и побежала через дорогу к дому, а мы свернули налево и, протарахтев по трамвайным путям, выехали на проспект. Дорогой поделились новостями, поговорили об общих знакомых, которых у нас было множество, посетовали на холодную погоду. Ехал Соловьев быстро, и уже через несколько минут мы были у метро.

Однако, как Андрей ни торопился, я опоздал. Наташа была уже на месте. Она стояла неподалеку от входа в метро у фотосалона, прислонившись плечом к опоре навеса, и читала журнал. Одета она была неброско — в скромную коричневую с полосками юбку до колен, такого же цвета кожаную куртку и шапочку. Мы, мужчины, на таких особ, как Наташа, — в отличие от девиц с броской внешностью — обычно внимания не обращаем… поначалу, но уж если познакомимся да узнаем поближе — все, пиши пропало.

Подойдя к Наташе, я приложил к груди руки и склонил голову.

— В свое оправдание могу сказать: у меня были веские причины задержаться.

Наташа опустила руку с журналом и невозмутимо спросила:

— Какие, если не секрет?

Спокойствия художнице не занимать. Приди я к вечеру, она наверняка задала бы мне тот же самый вопрос, таким же самым тоном.

— Беседовал сейчас с одной нашей общей знакомой, — признался я. — Катей Рябининой. Есть новости. Я думаю, Элла говорила тебе о том, что отбила Чака у подруги? — Наташа кивнула, и я продолжил: — Писаная красавица мне призналась, что знала друзей Юрчика и назвала их имена. Также она вспомнила, что один из них живет на Первомайской. Так что поиски похитителей сужаются до одной улицы. Уже проще. Сейчас поеду на Первомайскую. Покажи-ка портреты, — я протянул руку и пошевелил пальцами.

Наташа достала из-под мышки большую картонную папку и подала ее мне.

— Ого! — удивляясь размерам папки, я взял ее в руки. — Как же я с такими большущими рисунками по улице ходить буду? Ты бы еще портреты на полотнах нарисовала.

— Может быть, тебе миниатюры написать нужно было? — язвительно заметила Артамонова. — Размером четыре на пять, как на паспорт? Как мне было удобно, так и работала.

Я примирительно сказал:

— Ладно, придумаем что-нибудь, — я раскрыл папку и принялся поочередно разглядывать нарисованные карандашом большие — в четверть ватмана — портреты, перекладывая их с одной стороны картонки на другую.

Рисовала Наташа мастерски. Фотографическая точность в портретах, конечно же, отсутствовала, но парни были легко узнаваемы. Художница подметила в лицах ту или иную отличительную особенность и выделила ее в рисунках, слегка утрировав. Рисунки не были шаржами, однако лица ребят выглядели немного комично. У длинного оказался непомерно длинный нос и слишком толстые губы; у мордатого щеки были, как у хомяка, нос казался пуговкой, а глаза — щелками; а у здоровяка четко очерченная челюсть выпирала так, что смахивала на аккуратную шкиперскую бородку, превосходно гармонирующую с волнистым, взбитым, будто приклеенным, чубчиком.

— Здорово ты их, — посмеиваясь, похвалил я работу художницы. — Очень похожи. Как-нибудь я тебе свой портрет закажу. Вот этого Володей зовут, — я показал Наташе портрет длинного, потом ткнул пальцем в рисунок мордатого. — Этого — Колей, а здоровяка — Женей. — Я захлопнул папку и начал завязывать на ней тесемки. — С такими портретами можно попытаться найти парней. Ладно, спасибо тебе, я побежал! — Я сунул папку под мышку и направился было к остановке, однако художница увязалась следом. — А ты куда? — удивился я, задерживаясь.

— С тобой поеду, — заявила она, как о решенном деле.

— Это еще зачем?

Художница посмотрела на меня непонимающе.

— Ну как зачем? Конечно же, парней разыскивать!

Я сложил на груди руки и встал в позу.

— Послушай, Наташа, — заговорил я так, как говорят с неразумной личностью. — С чего это вдруг ты проявляешь повышенный интерес к поискам парней?

— Меня абсолютно не интересуют парни, — проронила она, — но я очень хочу отыскать Эллу. Девушка попала в переплет, и мне ее очень жаль.

Вроде искренне говорит. Раздумывая, я молча смотрел на художницу. В конце концов, что плохого в том, что Наташа поедет со мной? Мало ли какие неожиданности могут возникнуть при поисках ребят. Не на прогулку же собираюсь, а еду вырывать девушку из лап бандитов. Так что помощница пригодится. Да и веселее вдвоем будет.

— Хорошо, поехали, — согласился я.

Наташа взяла меня под руку, и мы направились к остановке.

Не приучен в нашем городе народ правила уличного движения соблюдать. Я имею в виду пешеходов. Водителям, понятно, волей-неволей приходится хотя бы на зеленый свет ездить, да друг другу дорогу по правилам уступать, иначе живо тачку угробят. Но бывают и такие, кто на красный свет гоняет, — главным образом большие начальники, милиционеры да крутизна. Но к ним гаишники не цепляются, а тормозят обычно рядовых водителей. И пешеходов не трогают, потому как отобрать у них нечего, права, разрешающие пешеходам ходить по улицам, еще не ввели, а следовательно, обмен с ними «ты мне деньги, а я тебе назад права» не произведешь. Вот при попустительстве инспекторов дорожного движения народ и прет, несмотря на то, что в двух метрах подземный переход. Даже железобетонный бордюр, установленный на разделительной полосе, их не останавливает.

Я понаблюдал за тем, как время от времени стар и млад в юбках и брюках, перебегая проезжую часть, сигают через заграждение, потом перевел взгляд на противоположную сторону улицы. Остановка напротив была такой же длинной, как и та, на которой мы с Наташей стояли, и тоже состояла из двух частей: открытой площадки для пассажиров и помещения. Только на нашей стороне был магазин, на противоположной — компьютерный зал. На его окнах в столбик было написано красной краской: Интернет, ксерокопия, сканирование.

— Как раз то, что нам нужно! — объявил я, перехватил Наташу за локоть и потащил к подземному переходу.

С этой стороны в подземный переход нас проводила ватага цыган, на разные лады выкрикивая: «Водка есть, водка! Бери фирменный водка!» В переходе мужик в брезентовом дождевике и темных очках, подыгрывая себе на аккордеоне, развлек нас песней «Гоп-стоп». А на выходе встретила толпа с цветами, наперебой предлагая купить букетик. Поднявшись по крутым ступенькам на остановку, мы обогнули угол строения и вошли в стеклянные двери. В комнате, примерно четыре на пять метров, у дальней стены стояло штук шесть компьютеров, за которыми гурьба ребятишек играла в «стрелялки»; справа за стойкой сидела кассирша, слева на столе размещались сервер, сканер и принтер. Сам компьютерщик — худой, интеллигентной внешности парень лет двадцати двух, — заложив руки за спину, прохаживался по заведению.