Копье Дракулы - Михаил Палев Страница 27

– Ага! – промычал Владимр, окутавшись дымом сигары. План ему явно понравился своей эффектной простотой. Они выпили за успешное решение вопроса.

– Тогда я пошел! – радостно сообщил Константин, полагая вопрос решенным.

– А ты уверен, что я тебе ничего не должен? – спросил Владимир. Эк его Ирка зацепила!

– Абсолютно ничего! – заверил Константин, вставая из-за стола. Но недопитую бутылку коньяка все-таки забрал. Не из жадности, разумеется: кто же добровольно расстанется с недопитой бутылкой французского коньяка «Хеннесси ХО»?!

– То есть ты передал Ирину в надежные руки маевца? – не удержался я.

– Взял пример с тебя! – не остался в долгу Константин.

– Главное, что наша совесть чиста, – примирительно заметил я. – Женщина не поставлена перед суровой необходимостью зарабатывать себе на жизнь. Кстати, при желании мы можем даже вычислить ее следующего избранника.

– В смысле? – не понял Константин.

– С каждым разом Ирина выбирает себе человека из выпускников МАИ со все более и более высоким жизненным статусом, – пояснил я. – Так что достаточно взять свежий «Форбс» и найти там среди богатейших людей планеты выпускника МАИ. Можно не сомневаться, что Ирина вскоре доберется до него!

* * *

Связи Таврова делали свое дело: очень скоро он пригласил меня к себе в офис на встречу со следователем, занимавшимся убийством Шергина.

Следователь оказался мужчиной лет тридцати пяти располагающей внешности. Если органы до сих пор практикуют старую как мир методику «доброго и злого следователей», то этот, безусловно, наилучшим образом подходил на роль доброго: белозубая добродушная улыбка, участливый взгляд широко раскрытых глаз – такой обычно бывает у близоруких людей, стесняющихся носить очки.

– Советник юстиции Бредников Александр Александрович, – представился он приятным баритоном. Я вспомнил, что советник юстиции соответствует по табели о рангах званию майора. Вполне нормальный уровень: сразу вспоминается легендарный майор Пронин.

– Александр Александрович привез любопытные материалы по делу Георгеску, присланные румынской полицией, – пояснил Тавров.

Бредников раскрыл свой ноутбук и принялся демонстрировать фотокопии различных документов.

– Тут оригиналы на румынском, но они в основных моментах уже переведены на русский, – пояснил Бредников. – Я расскажу в общих чертах. Если что-то обратит ваше внимание, то остановимся подробнее. Итак, доктор Ион Георгеску был обнаружен утром в своем доме женщиной, которая делала уборку в его холостяцкой квартире.

Бредников открыл фотографии с лежащим на полу телом. На фотографии с лицом покойного я сразу узнал Георгеску: тот снимок, что передал мне Тавров и который я показывал Стилрэту, оказался довольно свежим.

– Следствие пришло к выводу, что Георгеску выстрелил себе в висок из пистолета. Пуля калибра семь и шестьдесят две сотых миллиметра, вызвавшая смерть Георгеску, соответствует найденной гильзе; баллистическая экспертиза однозначно показала, что пуля выпущена из пистолета, найденного рядом с телом Георгеску. Но тут и начинаются странности. Во-первых, обратите внимание на пистолет: это очень странный пистолет китайского производства с несъемным глушителем и специальным устройством, позволяющим производить выстрел без отхода затвора.

– То есть не слышен не только звук выстрела, но и лязганье подвижных металлических частей пистолета, обычно неизбежное при выбрасывании гильзы? – уточнил я.

– Вот именно, – подтвердил Бредников. – Это так называемый «тип 67», использовавшийся китайцами при спецоперациях. Прямо скажем, не самое обычное оружие для самообороны или сведения счетов с жизнью.

– Наверное, Георгеску был необычайно деликатный человек и опасался побеспокоить соседей стрельбой среди ночи, – предположил я.

Бредников вежливо улыбнулся, оценив шутку. Вдохновленный его одобрением, я продолжил:

– Каким образом у ученого-историка оказалось оружие китайского спецназа? Очевидно, что он не мог его приобрести легально!

– Румынский следователь обратил на это внимание, но начальство почему-то не оценило его рвения. В принципе Георгеску вполне мог приобрести его по случаю у какого-нибудь бывшего сотрудника «секуритате» – румынской службы безопасности времен Чаушеску, так что это еще понятно. Непонятно вот что: никто не обследовал правую руку Георгеску на наличие следов продуктов сгорания пороха. Таким образом, вопрос: стрелял он сам или кто-то выстрелил ему в голову с близкого расстояния – остался открытым. Далее следователя насторожило, что в бумажнике Георгеску обнаружена достаточно крупная сумма наличными, но его недорогой мобильный телефон исчез. Следующий немаловажный момент: следователь обнаружил, что в ноутбуке Георгеску отсутствует жесткий диск, что само по себе необычно.

– То есть все материалы, с которыми работал Георгеску, бесследно исчезли? – спросил я, не скрывая досады.

– Не совсем так, – отозвался Бредников. – В кармане пиджака Георгеску была обнаружена провалившаяся за подкладку флешка. И на ней содержались довольно любопытные материалы. Недовольный формальным закрытием дела следователь счел себя уязвленным в профессиональным плане и охотно переслал мне содержимое флешки и все материалы по делу, едва я только намекнул, что убийство Георгеску в Бухаресте и убийство Шергина в Москве могут быть взаимосвязаны.

Да, уязвленное самолюбие профессионала может привести к должностным преступлениям – таких примеров немало.

– Среди материалов, содержавшихся на флешке, я обратил внимание на некое подобие генеалогического древа. Любопытно, что, судя по фамилиям, оно составлено не для какого-нибудь древнего дворянского румынского рода, а для цыганского семейства. Георгеску явно искал потомков этого рода. И, похоже, он нашел что искал. Последней в этом генеалогическом древе указана некая Анна Ла Зинкако, тысяча восемьсот девяносто третьего года рождения. Георгеску настолько заинтересовался этой цыганкой, что сумел найти ее следы аж в Москве! На флешке есть составленная на нее в вордовском формате справка. Вот ее перевод: «В 1919 году Анна Ла Зинкако и ее муж Рист Ла Зинкако оказались в Москве вместе с группой румынских цыган. Рист Ла Зинкако после переселения в Москву взял фамилию Михай, трудился в артели «Румынский иностранец» и скончался от двустороннего воспаления легких в 1930 году. Согласно справке архивов НКВД сын Риста и Анны Михай (Ла Зинкако) Тома Ристович Михай, 1909 года рождения, уроженец города Фокштань (Румыния); неграмотный, беспартийный, медник-лудильщик, работавший в артели «Югославец» и проживавший в городе Москве по адресу: Авиационный переулок, дом 3, квартира 4, приговорен Особым Совещанием Народного Комиссариата Внутренних Дел (НКВД) СССР 4 июня 1935 года к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере за контрреволюционную агитацию. Отбывал заключение в Соловецкой тюрьме особого назначения (СЛОН). 25 ноября 1937 года Особым Трибуналом Управления НКВД по Ленинградской области приговорен к высшей мере наказания (расстрелу). Приговор приведен в исполнение 8 декабря 1937 года. Судьба Анны Михай (Ла Зинкако) с 1935 года неизвестна, согласно записи в домовой книге от 2 сентября 1935 года Анна Михай выписана из квартиры в Авиационном переулке без объяснения причин. Вместе с ней была выписана ее дочь Михай Елизавета Ристовна, 1925 года рождения, уроженка города Москвы. Судьба Елизаветы Михай также неизвестна».