Натюрморт из Кардингтон-кресент - Энн Перри Страница 27

— Да, конечно.

Тэсси повернулась и прошла через столовую в маленькую комнатку, прохладную, уютную и обставленную в серебристо-зеленых тонах, совершенно не похожую на душный будуар. Если будуар выражал вкусы старой леди, то эта комнатка представляла вкусы Оливии, но по какой-то причине Юстас решил ничего здесь не менять.

Тэсси предложила гостю сесть и опустилась сама на один из зеленых диванов, инстинктивно поставив ноги ровно, как школьница, и сложив руки так, как ее учили.

— Полагаю, мне нужно говорить правду и только правду, — проговорила она, разглядывая кисею своего платья. — Что же вы хотите узнать от меня?

Питт сразу же понял, что ему практически не о чем спрашивать ее. Но, подобно многим хорошо воспитанным юным леди, большую часть времени она проводила дома, практически ничего не делая, и, по-видимому, была крайне наблюдательна. Он не знал, как вести себя с ней: осторожно, говорить намеками или же все выкладывать напрямую. Когда же Питт более пристально вгляделся в неподвижные синевато-серые глаза Тэсси, он решил, что по характеру она все-таки ближе к семье своей матери, чем отца.

— Как вы думаете, Джордж действительно был влюблен в вашу невестку? — спросил он без всяких предисловий.

Брови девушки удивленно устремились вверх, однако она сохранила невозмутимость с апломбом, достойным более зрелой дамы.

— Нет. Ему просто казалось, что он влюблен, — ответила она. — Думаю, что Джордж без труда преодолел бы это свое мимолетное увлечение. Насколько мне известно, подобные вещи случаются время от времени. С ними просто нужно смириться, что у Эмили получалось превосходно. Я бы на ее месте не могла переносить все с таким спокойствием. По крайней мере, если бы я сама была в кого-нибудь влюблена. Но Эмили удивительно разумна, причем более разумна, чем большинство женщин и тем более мужчин. А Джордж был… — Ее голос сорвался, и глаза наполнились слезами. — Джордж был очень хороший человек, в самом деле. Прошу прощения. — Тэсси зашмыгала носом, явно готовясь расплакаться.

Питт порылся у себя в нагрудном кармане, выудил оттуда единственный чистый платок и передал его ей. Она взяла его и громко высморкалась.

— Благодарю вас.

— Да, конечно, он был очень хорошим человеком, — согласился Питт, чтобы заполнить паузу, которая могла бы нарушить ход их беседы. — А что вы можете сказать о мистере Рэдли?

Тэсси взглянула на него заплаканными глазами и улыбнулась.

— Думаю, что он вполне сносен. С ним можно нормально общаться. Я бы даже сказала, что он мне нравится, но не настолько, чтобы я согласилась выйти за него замуж. Он меня очень веселит или… веселил. — Лицо девушки потемнело.

— Значит, вы не хотите выходить за него замуж?

— Ни в малейшей степени.

— А он?

— Не думаю. Он меня не любит, если вы на это намекаете. Но у меня со временем будут кое-какие деньги, у него же нет ни гроша.

— Вы удивительно откровенны.

Она еще более искренна, чем Шарлотта, решил Питт, и у него возникло желание защитить ее от всех неприятностей, которые в скором будущем неизбежно обрушатся на их семейство.

— Полиции нельзя лгать в важных вопросах, — с той же искренностью заметила Тэсси. — Мне в самом деле очень нравился Джордж. И Эмили тоже.

— Предположительно, его убил кто-то из ваших домашних.

— Да. Мартин сказал мне. Дворецкий. Это совершенно невероятно. Я знаю их всех много лет, за исключением мистера Рэдли, но с какой стати ему убивать Джорджа?

— Может быть, он вообразил себе, что Эмили выйдет за него после смерти Джорджа?

Девушка в недоумении уставилась на Питта.

— Этого не может быть. Только если он полный идиот! — Затем она на мгновение задумалась, просчитывая про себя все другие варианты. — Впрочем, я не исключаю этого. Ведь очень немногое можно прочитать на лицах людей, когда они занимаются обычными делами: едят, болтают о каких-нибудь пустяках, смеются, играют, пишут письма… Всем подобным вещам учат в раннем детстве, как движениям в танце, и мы привыкаем выполнять их, совершенно не задумываясь. При этом ваше поведение ничего не значит, никак не выдает вашу истинную суть. Оно всего лишь некая разновидность повседневной одежды.

— Вы очень проницательная девушка. Напоминаете мне вашу бабушку.

— Бабушку Веспасию? — спросила она осторожно.

— Конечно.

— Спасибо, — выдохнула Тэсси с облегчением. — Марчи мне совсем не нравятся… Ну, ответьте мне, вы уже подозреваете кого-нибудь?

— Пока никого.

— О, жаль! Теперь мне можно идти? Я хочу навестить Эмили.

— Да, конечно. Теперь мне хотелось бы повидаться с вашим братом.

— Он в самом конце оранжереи, у него там мастерская.

Тэсси встала, и по правилам приличия Питт тоже поднялся.

— Он рисует?

— Да, он художник. Очень хороший. Несколько его картин находятся в Королевской академии художеств. — В ее голосе прозвучала нескрываемая гордость за брата.

— Спасибо. В таком случае я пойду к нему.

Как только Тэсси удалилась, Питт направился к застекленным дверям, за которыми находилась обширная оранжерея с множеством вьющихся растений и лилий. Воздух в ней был влажный, теплый и насыщенный ароматами экзотической флоры. Полуденное солнце, проникавшее сквозь огромные окна, превращало оранжерею в некое подобие экваториальных джунглей. Зимой нужную температуру здесь поддерживал громадный очаг, а влажность — бассейн соответствующих размеров.

Уильям Марч находился там, где и сказала Тэсси. Он стоял перед мольбертом с кистью в руке. Его рыжеватые волосы пылали огнем на ярком солнце. Тонкое лицо молодого человека было напряжено, мыслями он полностью погрузился в образ на полотне — сельский пейзаж, полный солнечного света, с хрупкими, почти призрачными деревьями, как будто растворяющимися в потоке льющегося сверху сияния. Питту не нужно было привлекать свои познания в искусстве, почерпнутые в ходе поиска похищенных произведений живописи, чтобы понять, что картина действительно очень хороша.

Уильям заметил Питта, только когда тот был уже на расстоянии ярда от него.

— Добрый день, мистер Марч. Извините за вторжение, но я должен задать вам несколько вопросов по поводу смерти лорда Эшворда.

В первое мгновение Уильям был явно испуган появлением детектива — настолько был поглощен своей работой, что не замечал ничего вокруг. Отложив кисть, он мрачно воззрился на Питта.

— Да, конечно. И что же вы хотите узнать?

Голову Томаса переполняли самые разные мысли, которые готовы были выстроиться в вопросы, но, взглянув на тонкое, умное лицо художника, на изящно очерченный рот и задумчивые серые глаза, в которых чувствовалась ранимость юноши, он отбросил их. Они показались ему неуклюжими и даже бестактными. Но какие еще вопросы он мог ему задать?