Акведук на миллион - Лев Портной Страница 27

Разгоряченные, мы вытянулись на дне корзины.

— Как-то это все неожиданно, — выговорил я.

— Ты последний мужчина в моей жизни, — ответила Алессандра.

— Вот как, — пробормотал я, обескураженный ее словами еще больше, нежели вспышкой страсти.

— А я последняя женщина в твоей жизни, — добавила графиня де ла Тровайола.

Она нравилась мне, но к такому развитию отношений я не был готов.

— Вот это уж совсем неожиданно, — без обиняков заявил я.

— Мы скоро умрем. Через час, максимум — два шар поднимется на такую высоту, где мы умрем.

— Умрем?! Отчего? — воскликнул я, напуганный ледяным спокойствием Алессандры.

— От недостатка кислорода или от переохлаждения — не знаю, что наступит раньше, — объяснила графиня.

— Это… шутка? — с надеждой спросил я.

В глазах Алессандры не было ни намека на розыгрыш. Я поежился. Не знаю, что больше вызывало озноб — слова спутницы или воздух, ставший заметно холоднее.

— Это не шутка, а законы физики, — промолвила Алессандра.

Она коснулась губами моей щеки и поднялась на ноги. Я последовал ее примеру. Едва я возвысился над плетеным бортом, как холодный воздух обжег щеки, шею и с противной настырностью хлынул под одежду. Я натянул скорее шинель, но теперь она казалась хлипкой, нисколько не приспособленной для защиты от холода. Более всего хотелось заключить в объятия жаровню и — уж так и быть — умереть от недостатка кислорода!

Земля сверху выглядела огромным круглым блином, таким плоским, что невольно приходило на ум: может, и впрямь покоится на слонах, а те — на черепахе.

Странное впечатление произвел на меня вид Санкт-Петербурга с высоты. Сады и парки с осенними облетевшими деревьями казались большим мрачным лесом, разреженным пустырями и изрезанным руслами рек. А дворцы, храмы и дома выглядели игрушками, выстроенными неведомыми великанами в прошпекты и линии.

Но после сказанного графиней де ла Тровайолой стало не до ландшафтов. Я хотел убедиться, что слова ее — все ж таки ловкая шутка.

— А ты? — спросил я. — Как же ты, зная о смертельной угрозе, забралась сюда? И вообще — зачем?

Я окинул взглядом дрожавшую от холода Алессандру. Необычные черные курточка и лосины наводили на мысль, что графиня имеет непосредственное отношение к воздушному шару, что она и подтвердила:

— Этот шар построил профессор Черни, а я его помощница.

— Да! — вспомнил я. — В «Санкт-Петербургских ведомостях» было объявление о полете монгольфьера.

— Это не монгольфьер, а розьер, — поправила меня Алессандра.

Раздалось утробное мяукание, из-за жаровни выскочил черный комочек и потерся о ногу Алессандры. Она взяла его на руки.

— Твой подарок, — улыбнулась Алессандра и потрепала за ушами дрожавшего котенка, приговаривая: — Розьер, Розьер.

— Он тоже умрет? — спросил я.

Графиня протянула котенка мне:

— Держи!

— Вот еще! Мало мне дома такого же обормота! — фыркнул я.

И тут же устыдился, вспомнив, что котенок принадлежал убитому незнакомцу. Я почесал Розьера за ушами, он замурлыкал. Котенок был черным от ушей до кончика хвоста, только грудь белая, словно манишка. Он дрожал от холода, и я спрятал его за пазухой.

Изнутри корзина напоминала кабинет алхимика. К стенкам из ивовых прутьев ремешками были пристегнуты круглые приборы с цифрами и стрелками под стеклом, латунный раструб, напоминавший гигантский охотничий рожок, и несколько кожаных сумок, буквально готовых лопнуть, — так туго они были чем-то набиты. Пара ремешков оставались свободными. На один из них Алессандра повесила палаш, продев через свободную петельку. Затем раскрыла самую пузатую сумку, извлекла два туго скатанных свертка, развернула, и они оказались шубами.