Подсадных уток убивают - Вячеслав Жуков Страница 27

– Ой, – ойкнул Сонин, бесстыжими глазами глядя на мужчину.

– А вы знаете, который сейчас час? – ответил тот, в свою очередь, на просьбу позвать Надежду.

Сонин, как человек вежливый, посчитал уместным извиниться за столь позднее вторжение и нарушение семейного покоя. «Что за гусь такой? Неужели Надежда себе хахаля нашла?»

Только на заспанного интеллигента его вежливое объяснение не подействовало. Он уже собирался выпроводить ночного нахала за дверь.

– Вы звоните… Врываетесь в чужую квартиру… Не помню, чтобы я вас пригласил войти.

Сонин обнаглел совсем и, глядя интеллигенту в глаза, соврал:

– Сказали. Еще как сказали. Только вы еще как следует не проснулись, а потому все забываете на ходу.

Интеллигент затрясся от такой наглой лжи.

– Подите вон отсюда. Никакой Надежды вам не будет, нахал!

– Да не нахал я, мил человек. – Сонин чувствовал в голове бесшабашную удаль от выпитой водки. Хмель разобрал так, что он мог сейчас взять и запеть песню. – Если вы не позовете Надежду, я стану у вас в прихожей петь песни. Вы, я вижу, человек солидный. И вам не хочется портить репутацию перед соседями.

– Вы!.. Да я… – Тот начал было задыхаться, но в этот момент, очевидно, услышав в прихожей шум, вышла Надежда, кутаясь в махровый халат.

– Здрасьте, – улыбнулся ей Сонин.

Надежда на его приветствие не ответила.

– Вам халатик идет, – сказал капитан, все еще улыбаясь.

Интеллигент сжал кулаки.

– Молодой человек, – назвал он так Сонина. – Я вам сейчас заеду по физиономии.

– По морде? – уточнил Сонин.

Интеллигент взвизгнул на высокой ноте:

– Пьяница!

– А это, между прочим, уже оскорбление, – тактично проговорил Сонин, утомляясь от перебранки с интеллигентом.

«Хоть бы в самом деле для разнообразия по роже мне заехал. Да ведь не заедет. Как чайник со свистком. Кипит, свистит, а вода не выбегает».

Надежда тронула интеллигента за плечо и сказала тихо:

– Не надо шуметь. Соседей разбудите. Аркадий, иди ложись. Я скоро приду.

Но Аркадий заупрямился и остался в коридоре. Остался стоять, как часовой, возле двери в кухню и подозрительно смотрел на непрошеного ночного визитера. Сонин не внушал ему доверия.

– Что случилось? – спросила женщина. Она знала, что за ней ничего плохого не числится, значит, скорее всего его интересует кто-то посторонний.

Сонин покосился на Аркадия, достал диктофон и попросил Надежду:

– Сейчас я вам дам прослушать запись. А вы мне скажите, слышали ли раньше когда-нибудь этот голос?

Сонин специально не стал формулировать вопрос типа кому принадлежит голос на кассете, чтобы это не было наводящей подсказкой. Ему хотелось, чтобы все было по-честному. «Пусть Надежда сама разберется», – решил капитан.

Аркадий не упустил возможности взглянуть на часы и напомнить о позднем времени протяжным вздохом. Но, увидев, что не произвел на Сонина никакого впечатления, сказал, не скрывая неприязни:

– О, боже! Неужели нельзя подождать до утра? С такой ерундой… Врываетесь в дом… Вы хотя бы имеете представление о порядочности?

– Аркадий, я прошу тебя, успокойся. Тебе нельзя так волноваться, – попыталась его успокоить Надежда, но Аркадий, как бывает в таких случаях, разошелся еще сильней. На лице вспыхнули малиновые пятна.

– Я, Наденька, спокоен, – сказал он. И вдруг у него задергалось веко на правом глазу.

– Жаль, аптечку не прихватил, – посочувствовал Сонин. «Как бы Аркадия удар не хватил».

– Аркадий, этот товарищ из милиции.

Казалось, уже ничто не может спасти Аркадия от нервного срыва. Он заорал:

– Ну и что! Да хоть от самого министра МВД. Мне плевать! Никто не смеет врываться в жилище! В Конституции записано для таких идиотов…

Сонин понял, что пора остановить Аркадия, пока тот не поднял на ноги весь подъезд. Капитан угрожающе шагнул к нему.

– Я тоже читал Конституцию. И знаю, что в ней записано о неприкосновенности жилища. Но только что произошло убийство, и, по всей вероятности, убита молодая женщина. Убийца не задержан, он на свободе. И через день-два убьет еще кого-нибудь. Вас это не трогает?

– Я не сыщик. Я – профессор. Преподаю в университете. У меня завтра семинар, вернее, уже сегодня. А вы мешаете! Не даете спать! – закричал профессор так, что у Сонина заложило правое ухо.

– А я – сыщик. И потому здесь.

– Да я… – Аркадий раскрыл рот, но Сонин ткнул профессора пальцем в живот и спросил у Пьянковой:

– Кто вам этот человек?

Она растерянно поглядела на Аркадия, пытаясь что-то сказать, и запуталась. Но Сонин понял, что Аркадий живет у нее на правах сожителя.

Профессор изъяснился более конкретно:

– Мы состоим в гражданском браке. – Всем своим видом он старался подчеркнуть свою независимость.

Женщина посмотрела на Аркадия так, словно взглядом хотела укорить – ну зачем это?

Аркадий держался высокомерно, и это особенно не понравилось капитану.

– Ах, в гражданском. Значит, вы, уважаемый, здесь не прописаны?

– Конечно. Зачем мне прописываться? У меня есть своя прекрасная квартира.

Сонин кивнул головой, давая понять, что продолжать не стоит. Он все понял.

– Вот что, профессор. Если ты будешь мне мешать, то я составлю на тебя протокол за проживание в этой квартире без прописки. Или того хуже – отвезу в управление прямо в этой несвежей, потертой пижаме до выяснения всех обстоятельств. Выбирай, что лучше? Лично я бы советовал сесть в комнате и больше не возникать. У меня мало времени, а работы полно. Я понятно излагаю?

Профессор покраснел как вареный рак, фыркнул и убежал, хлопнув дверью.

– Молодец, – похвалил его капитан за смекалку. – Лучше сиди и готовься к семинару. Сейчас такие дотошные студенты пошли. – Сонин понимал, что это звучит издевательски. «Но и профессор хорош. Так меня встретил», – думал он.

– Напрасно ты так, – заступилась Пьянкова за профессора. – Аркадий хороший человек. Просто сейчас взвинчен до предела. – Она еще хотела сказать, что он ревнует ее к Сонину, но сочла это неприличным и не сказала.

– Я понимаю. Только и он пусть поймет меня. Я же не в гости пришел, а по делу.

– Ладно. Не оправдывайся. – Пьянкова смотрела, как бы спрашивая: что дальше?

Сонин показал ей диктофон.

– Тут у меня кассета. Послушай, – сказал он и включил диктофон.

Когда запись кончилась, он увидел на лице Надежды едва заметную бледность и спросил: