В дурном обществе - Энн Грэнджер Страница 27

— Там могло не оказаться свободного места, — заметила Дафна. — И если он сам не желал идти, вы не могли его заставить.

Я очень обрадовалась, услышав слова утешения.

— Как по-вашему, — спросила я, — у пуделей есть душа?

Задавая такой вопрос кому угодно, кроме Дафны, я бы чувствовала себя полной дурой. Моя же хозяйка и глазом не моргнула. Немного подумала и ответила:

— Не знаю. Да и никто не знает, правда?

— Сержант Парри, который приходил сообщить мне о смерти Алби, сказал: где бы Алби сейчас ни находился, ему там лучше, чем здесь.

— Ах, — вздохнула Дафна, — мы и этого не знаем. То, что он был бродягой, еще не значит, что он предпочел бы быть именно там, а не здесь — где бы это «там» ни находилось. С другой стороны, нет никаких оснований полагать, что сейчас ему плохо. Почему ему должно быть плохо? Лично я верю в переселение душ. Если я права, у Алби есть надежда начать все сначала. С другой стороны, если есть загробная жизнь, мне кажется логичным, что в загробной жизни все устроено гораздо лучше, чем здесь, у нас. Возможно, здесь ему и не было места, но там — на небесах или где-то еще — непременно должно найтись. По-моему, загробная жизнь такая, какой мы себе ее представляем. В случае вашего знакомого нечто вроде всегда открытой теплой ночлежки с неограниченным количеством коек.

— Надеюсь, там его не заставляют принимать ванну, — вздохнула я.

— Грязное тело не обязательно означает нечистую душу! — Дафна негромко кашлянула. — Я вовсе не претендую на авторство афоризма. Этому меня научили в воскресной школе сто лет назад. Помню, мы пели: «Ваши души будут чище штукатурки на стене!» Впрочем, не уверена, что правильно запомнила слова. Но мы так пели.

— Мне хочется думать, — сказала я, — что у всех нас есть душа, и у животных тоже. Где бы Алби сейчас ни находился, надеюсь, что Чау-Чау, Мими и Фифи тоже с ним, что они снова вместе.

— Почему бы и нет? — согласилась Дафна. — Если мы не можем быть в чем-то уверены, это еще не значит, что она не существует. Просто у нас нет доказательств.

«В точку!» — подумала я. Я не знала точно, что случилось с Алби, но это не значило, что мои подозрения неверны. Мне нужны были только доказательства. Парри ошибался, в корне ошибался, считая, что я так легко сдамся. Неужели он думает, что я отступлюсь только потому, что он велел мне не путаться у них под ногами? Да ни за что на свете! Может, он думает, что я испугаюсь Мерва и его дружка? Ни в коем случае, даже наоборот. Теперь у меня с Мервом свои счеты.

Я поблагодарила Дафну за то, что она выслушала меня, и за бренди, и сказала, что мне уже лучше.

— Приходите, когда захотите, — ответила она и, когда я уже уходила, нерешительно спросила: — Фран, вы ведь не сделаете ничего опрометчивого?

Она понимала меня гораздо лучше, чем мне казалось. Ее слова дали мне пищу для раздумий.

Я пошла к каналу. Мне необходимо было туда пойти.

Труп Алби, конечно, давно увезли. О нем напоминал лишь обрывок сине-белой ленты, которой огородили участок бечевника — «место происшествия». И обрывок-то крошечный…

Грязь и поросль клочковатой травы сбоку от бетонной дорожки усыпали сигаретные окурки и конфетные обертки. Все кругом было в следах полицейских ботинок. Когда я пришла на канал, там никого не было — ни стражей порядка, ни обычных тамошних обитателей, надо сказать, довольно зловещих. Я обрадовалась одиночеству, потому что собиралась совершить небольшую церемонию и не хотела делать это при свидетелях. Я аккуратно положила на влажную примятую траву принесенный с собой букет гвоздик. Конечно, я понимала: скорее всего, следующий же человек, пришедший сюда после меня, украдет мое подношение, но мне хотелось поступить правильно и как полагается отметить место кончины Алби, пусть всего на несколько минут. Я отошла, как делают официальные лица, возложив венки у Сенотафа [6], и немного постояла, склонив голову и прочитав про себя короткую молитву за Алби.

Когда я завершила мой краткий акт поминовения, мне показалось, что я все же не одна. Быстро вскинула голову, думая, что кто-то следит за мной сверху, с крутого берега, или неслышно подошел по дорожке, или даже стоит на палубе одного из плавучих домов, пришвартованных неподалеку.

Но нет, поблизости никого не оказалось. По поверхности воды плавал всякий мусор: от макулатуры до использованных презервативов. Вода плескалась в борта барж; они покачивались и скрипели. Но я ощущала покалывание между лопатками, как бывает, когда кто-то за тобой следит. Может, призрак Алби? Но призрак Алби наверняка хорошо ко мне относится, а я, стоя на берегу, вдруг почувствовала тревогу. Внутренний голос подсказывал, что где-то рядом затаился враг.

Ощущение пропало, когда послышался стрекот и в конце дорожки в мою сторону покатил велосипедист. На нем были защитный шлем, большие очки, шорты-велосипедки и фуфайка. Чтобы пропустить его, мне пришлось вскарабкаться на откос, едва не наступив на цветы. Невежда проехал мимо, даже не кивнув в знак благодарности, даже не замедлив скорости. И все же я обрадовалась, увидев его, потому что мне приятно было сознавать, что рядом есть хотя бы одно живое существо.

Вопреки мнению Парри, мне казалось, что даже ранним утром на канале наверняка кто-то был. Здесь свой особый мир; правда, его обитатели предпочитают темноту и уединение. Но если здесь кто-то и был и что-то видел, то держит язык за зубами. Все как говорил Алби. Те, кто передвигается по улицам ночью, многое видят и слышат, но почти ничего об этом не рассказывают. Таков один из законов здешнего выживания.

Но Алби кое-что увидел и, нарушив все правила, поделился со мной. Он мне доверился, потому что мы оба страстно мечтали о театре: он — потому что потерял свою жизнь, а я — потому что сцена постоянно маячила передо мной, как мираж, который растворяется всякий раз, когда к нему приближаешься и протягиваешь руку.

Алби мне доверился, и я не собиралась его подводить.