Картель правосудия - Фридрих Незнанский Страница 27

– И какое же это имеет отношение к нам? – спросили из зала.

– Резонный вопрос. Поскольку мы ведем речь о государственных системах расследования, то приходится признать, что и без того нечастый блестящий интеллект (если уж он вообще имеет место) поневоле сочетается в одном и том же лице с вялостью ума и регламентацией. Вот вам характерный пример последнего. Федеральное бюро расследований разослало по всей стране четыре фотографии опасного преступника в фас, профиль слева-справа и сзади. Как вы думаете, сколько времени после этого понадобилось американским полицейским? Первая ответная телеграмма пришла уже через несколько часов. Бравый провинциальный шериф откликнулся таким образом: «Я получил фотографии и арестовал всех четырех человек».

Студенты откровенно заржали.

– Итак, предпримем следующий шаг и оторвемся от литературных ситуаций не без помощи их создателей. В начале двадцатого века Артур Конан Дойл избавился от своего порядком надоевшего детища – отправил Холмса на пенсию, разводить пчел. А сам, вооруженный опытом своего персонажа, принялся за расследование загадочных преступлений. Само собой, интерес общества к этому событию оказался весьма пристальным. Но успехи Конан Дойла на криминалистическом поприще оказались гораздо более скромными, чем на литературном. В деле об убийстве на птицеферме в Кроуборо он не продвинулся дальше заключения, что преступник – левша и ботинки его подбиты гвоздями; в то же время полиция почти сразу установила и задержала преступника. В чем тут дело?

В литературной ситуации с любым «великим» сыщиком от читателя ждут, что он пренебрежет очевидной истиной, – ведь любой другой умный человек, основываясь на тех же собранных данных, абсолютно закономерно извлечет из них совершенно другой, но ничуть не менее логически обоснованный набор фактов! Который может свидетельствовать о чем угодно, начиная с того, что убийцей является автор, и заканчивая тезисом, что преступления не происходило вовсе.

– Так какое все-таки это имеет отношение к жизни? – снова поинтересовался зал.

– Прямо противоположное. В реальной жизни следователь, не являясь, естественно, суперменом, становится не фатальным, неотвратимым вершителем судеб преступного мира, а скорее своеобразным свидетелем расследования, подобно тому, как существуют свидетели преступления. В современном расследовании задействовано такое количество разнообразных движущих сил как «за», так и «против», что отдельно взятый следователь обычно даже не в состоянии с ними ознакомиться. И как правило, оказывается перед дилеммой: либо заняться бухучетом этих сил, либо, простите мне это выражение, просто забить на них и решать свою локальную задачу в рамках расследования конкретного дела.

– Кажется, нас учат более решительно вмешиваться в противоправные действия…

– Верно, – с тяжелым сердцем согласился Турецкий и два раза чихнул, тут же что-то подсчитывая в уме. – Но вас учат не управлять криминальными процессами – я пока что ничего не слышал о колледжах мафии, – а умению последовательно отслеживать их…

Турецкий заметил, что к нему снова плывет записка, и внутренне сжался. Достал из портфеля пластиковую бутылку «Боржоми» и хорошенько отхлебнул. Спокойней, Турецкий, записки не взрываются.

– На чем я остановился? Ага, дилемма сыщика… А перед тем? Да, у следователя на руках есть некий набор фактов. И здесь он упирается в очень серьезный момент – необходимости определенных догматов, оперируя которыми можно будет сдвинуться с нулевой отметки и начать поиск преступника. Итак, что же такое преступление? И что такое преступность? «Преступность – это разновидность поведения человека; борьба с ней – попытка изменить умы и души людей». Тридцать один год назад американская президентская комиссия по обеспечению соблюдения законов – заметьте, в самом ее названии кроется небольшая тавтология, что характерно для криминалистической лексики, – подарила цивилизации вот это одно из самых коротких и емких определений преступности.

В этот момент Турецкий развернул свежую записку: «Борьба с преступностью – проблема, скорее, статистическая». Ага! Это уже было кое-что новенькое.

– Борьба с преступностью – попытка изменить умы и души людей, – медленно повторил Турецкий, вставая и разминая затекшие ноги. – Разные умы. Разные души. Разных людей. И естественно, везде это делается по-разному. Например, в Японии в полицию обращаются по самым разным житейским поводам. Спрашивают дорогу, обращаются за разъяснением закона, просто изливают душу! Издержавшиеся граждане могут попросить денег в долг, чтобы добраться до дома. Для этой цели в будках есть специальный ящик с мелочью, которая выдается без лишних формальностей. Процент возврата при этом очень высок – около восьмидесяти процентов! Так вот я спрашиваю вас, кто-нибудь обращается с подобными вопросами и просьбами к нашим стражам закона?

В зале раздался откровенный смех.

– Вот именно, – грустно резюмировал Турецкий. – В Стране восходящего солнца дети, играющие на улице, часто приносят в полицию свои маленькие находки. Для их поощрения (!) заведены там карточки, в которые вписываются данные ребенка и наименование найденной вещи. Как вы думаете, зачем это делается?

– Чтобы вернуть владельцу, – немедленно последовал из зала естественный ответ.

– Само собой. Но карточки непосредственно предназначены для родителей, на них заранее отпечатан текст, который просит похвалить ребенка. Обладание такой карточкой для любого пацана – весьма престижно. Ну и конечно, время от времени какой-нибудь несмышленыш притаскивает в полицию вещь из собственного дома – чтобы официальным образом быть отмеченным. Возможно ли это адаптировать у нас? – снова риторически вопросил Турецкий, чтобы дать себе время прочесть доставленную записку.

В ней была следующая четкая каллиграфия: «Ув. г-н Турецкий! Все дело в том, что восточный человек больше ориентирован на общество – быть как все, а западный – на личный успех. Поэтому в наказание восточного мальчика скорее выставят за порог или удалят на какое-то время из семьи, а западного – напротив, не пустят гулять, заставят сидеть дома. А вот каков наш человек, восточный или западный, и соответственно каким должен быть к нему подход – не знает никто. Как вы полагаете?» Турецкий нервно смял записку (это снова был его следующий тезис и опять слово в слово, за исключением персонального обращения) и продолжил:

– Каждая профессия требует от своего работника определенных психофизических качеств, необходимых для успешной деятельности. Конечно, от космонавта их требуется значительно больше, нежели, допустим, от ассенизатора. Но и успех правоохранительной деятельности во многом определяется психофизическими свойствами личности. Правда, с другой стороны, роль полицейского, милиционера, следователя в современном обществе растворена и дифференцирована. Действительно, всего просто не упомнишь: прокуратуры, уголовные розыски, спецназы, ОМОНы, РУОПы… А что же преступник? Действительно ли он интегрирован и консолидирован? Воспользуемся старым добрым правилом: примем худшее за аксиому. – Турецкий внутренне ужаснулся собственным словам. – Допустим, что не существует иной преступности, кроме организованной.