Три ступеньки в небо - Наталья Андреева Страница 27

– Я хочу, чтобы ты любила меня вечно! – кричал он перед тем, как с головой окунуться в синий омут ее ласк, и она смеялась в ответ. Ее заливистый смех звенел, словно серебряный колокольчик.

Вот оно, счастье! Простое, человеческое. Жена, сопливые детишки, диван с газетой, котлета с борщом, тенистый парк с каруселями, рядом с прогулочной коляской трусит вислоухая собака, друг семьи, в выходные дача, на даче шашлыки и тоже друзья, но уже двуногие, способные держать в руках стаканы с вином и шампуры с огненными кусками мяса. Все, за что он так ругал друга Сашку, втайне завидуя ему смертельно. Бытовуха, в общем. Тоска, но такая сладкая, такая желанная, как глоток воды после долгого и трудного пути по знойной пустыне, под обжигающим солнцем. Именно так он и представлял себе бизнес. Пустыня, солнце, накапливающаяся усталость, жажда и… одиночество. Сашка не в счет, с тех пор как появилась Аля, Туманов уже не друг, он соперник. И в бизнесе тоже соперник, в борьбе за место под солнцем, которое, хоть и огромное, но одно, и светит хоть и всем, но по-разному. В данном конкретном случае оно светит ему, Евгению Орлову.

Что ж, он это заслужил. Завтра все будет кончено, и Аля прекратит, наконец, упрямиться. Живой мертвец уйдет туда, куда ему и положено, в могилу, и не будет больше их беспокоить, она еще немного поплачет, но слезы высохнут, едва они сядут в самолет и отправятся в свадебное путешествие. К глубокому синему море. А лучше к океану, на острова. Он очень постарается, чтобы они высохли, ее слезы, и чем дальше они будут от места трагедии, тем лучше.

А она все смеется. Ишь какая хохотушка! Алин смех начинает его раздражать. Нет, это не Аля. Аля не бывает такой навязчивой. Это… Это же телефон, черт его возьми! Он открыл глаза: за окном сереет рассвет, но еще очень рано. Часов шесть утра. Кто смеет тревожить его в такую рань?!

Он схватил мобильный телефон и, прежде чем ответить на звонок, посмотрел на дисплей: номер скрыт. Значит, и отвечать необязательно. Но телефон все звонит и звонит. Кто-то упорно его добивается.

– Твою мать! Да!

– Евгений Иванович?

– Он самый! Вы знаете, который час?!

– Вас беспокоит Земнухов. Из больницы.

– Из больницы? Из какой еще больницы?

Голова трещит. Он вспомнил свой сон и невольно передернулся. Приснится же такое! Дача, шашлыки… Прогулочная коляска в тенистом парке… Диван с газетой… Только не с ним. Его жизнь – праздник, значит брак будет похож на фейерверк. Сплошной салют и ни дня скуки.

– Я вас разбудил? – виноватый голос в трубке.

– Да! – И слава богу!

– Извините. Дело очень срочное. Я звоню из палаты, где… От Туманова. Я его лечащий врач.

– От Туманова? – он постепенно просыпается. – А что случилось?

– Вам необходимо срочно приехать.

– А по телефону сказать не можете?

– Это не телефонный разговор. Приезжайте, и вы все увидите сами.

– Он что, умер?

– Приезжайте. Я вас жду.

Отбой. Ругаясь, Орлов торопливо одевается. Что за тайны? Неужели Сашка умер? Сам, не дожидаясь, когда его, мученика, наконец-то отключат от аппаратуры. Последний раз, когда они виделись, Туманов был очень плох. Еле дышал, если быть точным. Он, Женя, как раз осчастливил Сашку вестью о том, что они с Алей собираются пожениться. Туманов, естественно, возразить не смог. Проехали, в общем.

– Почему ты не хочешь пойти со мной? – допытывался он перед тем, как войти в палату, у своей невесты.

– Я не знаю, как ему это сказать, – лепетала Аля, заливаясь краской.

– Он все равно ничего не слышит. Он овощ, пойми. Живой труп.

– Знаешь, иногда мне кажется, что Саша все чувствует и все понимает. Что он с нами.

– Ты слишком чувствительна, – невольно поморщился Орлов.

Туманов, видишь ли, с ними! Она, разумеется, имеет в виду тот случай. Даже вспоминать об этом неприятно. Он так долго ее добивался, и, наконец, свершилось! Аля решилась зайти к нему в гости! А дальше уже дело техники. Он был нежен и терпелив, все время напоминал ей о своем благородстве, говорил, что хоть завтра в загс. Что у них все серьезно, она еще так молода и надо подумать о детях, чтобы было для кого жить. Не хоронить же себя заживо в двадцать четыре года? Ну и тому подобное. И она сдалась. Сначала, разумеется, расплакалась, потом попросила воды, выпила бокал вина, разрумянилась, размякла. Все женщины одинаковы, просто одни уступают сразу, а с другими приходится повозиться.

Где-то через час они оказались в спальне. И все было хорошо. Просто замечательно! Он, не спеша, ее раздел и уже готовился насладиться плодами своей такой трудной, но оттого еще более ценной победы, как она вдруг вскрикнула, и он почувствовал, как лежащее под ним женское тело напряглось. А потом Аля с непонятно откуда взявшейся силой, какой-то неженской, взрывной, похожей на нокаутирующий удар профессионального боксера, оттолкнула его, вскочила с постели, поспешно собрала свои вещи и исчезла.

– Что случилось? – допытывался он по телефону, который ответил только через час.

– Мне вдруг показалось, что в дверях стоит Саша. А я при нем не могу. Это предательство.

– Я тебе сколько раз уже повторял, – раздражаясь, сказал Орлов, – что Туманов почти что мертв. Его мозг умер. Он ничего не слышит, не видит, ничего не чувствует, ничего не хочет. Не веришь мне – спроси у врачей. Кого тебе привести? Профессора? Академика? Сколько? Десяток? И все они скажут одно: Саши больше нет. По крайней мере того Саши, которого ты знала. И которого знал я. Он был моим лучшим другом и другого такого не будет. Мне тоже больно. Поверь, если бы я оказался сейчас на его месте, я был бы счастлив, если бы он освободил меня от этой бессмысленной, никому не нужной жизни. Да что я говорю! Какая жизнь! Жалкое существование! – он был более убедителен по телефону, когда не видел ее глаз.

Ох уж эти глаза! Они светили ему, как путеводные звезды, с той самой минуты, как Сашка познакомил его со своей невестой.

– Ничего особенного, – сказал он тогда. Сказал через силу, сразу поняв, что всю оставшуюся жизнь будет добиваться эту женщину, наплевав на все, в том числе и на дружбу. Несмотря на то, что она принадлежит другому. Чего бы это ни стоило.

Видимо, он полюбил так сильно, что судьба дала ему шанс. Три года страданий, одиночества и слез сделали ее податливой. Хотя любая другая сломалась бы раньше. За эти три года он испробовал все: огромные букеты цветов, щедрые подарки, уговоры, физическое воздействие, как то – случайное касание руки и якобы дружеские объятия. Он знал, как действует на женщин его мужская харизма. Она краснела и отодвигалась, подарки норовила вернуть, оставляла только цветы. Она согласилась на турпоездку, чтобы развеяться и хоть немного отдохнуть от больницы, в которой проводила долгие часы, но к себе так и не подпустила. Они жили в разных номерах, он со своим любовным томлением, она с Сашкиной тенью. Однажды ему даже показалось, что можно, но он тут же понял: да, можно. Можно все испортить. Не время еще. И отступил. Бывали моменты, когда ему хотелось стать букетом белых лилий, ее любимых цветов, вот смехота! Дня два простоять в вазе в ее спальне, видя все, чего его так безжалостно лишали, ее обнаженное тело, шикарную грудь, тонкую талию, стройные бедра, и в итоге завянуть от тоски.