Бракованное чудо - Екатерина Широкова Страница 27

Сделав несколько шагов к выходу, с грустью обернулась.

Какая ирония – глупцы даже не поняли, что именно сотворила потом Кукушкина.

Струсив и променяв судьбу на маленькое женское счастье, она позволила себе сокрушительную месть обидчикам. Горечь от потери подхлёстывала её и мешала увидеть, что одновременно под жернова искривлённой судьбы попали те, кто того не заслуживал. Не сумев как следует заполнить пустоту от покинувшей её богини, она ожесточилась и перестала жалеть людей, но тело её и разум продолжали жить достаточно долго, чтобы сполна оценить последствия собственной неукротимой злости.

Найти того служителя, который стал свидетелем её позорного отказа от Мокошь, было легко. Гораздо труднее подстроить так, чтобы дети Кощеи выбрали его своей жертвой, отобрав всё и отняв наконец то самое, что и составляло суть человека, но это тоже удалось. Разгневанная женщина может быть изобретательной.

Превратив бедолагу в мертвяка, она убедилась, что никто из посвящённых и ответственных взрослых не обнаружит катастрофу вовремя, и ей оставалось только наблюдать, как раскручивается разрушительный маховик.

Когда она поняла, что дело зашло слишком далеко, было уже поздно. Революция и её фанатичные человеческие дети навсегда изменили мир, и им всем пришлось приспосабливаться.

Кукушкина не любила говорить об этом, словно собственная память сжалилась над ней и выкинула неудобную старую историю из головы, но моменты просветления случались. В один из них довелось быть рядом и вытирать ей слёзы, как нашкодившему и раскаявшемуся ребёнку, и гадать, каково это – быть сосудом для Мокошь и бесповоротно разбиться на ничтожные куски, не имеющие более никакой цели.

Тогда я не знала, что очень скоро мне предстоит пройти через то же самое. Знала ли она? Возможно, чувствовала что-то, оттого и прикипела ко мне, слово надеялась, что я окажусь сильнее её и чудом склею разбитое.

Я ещё раз внимательно изучила лицо Пастыря и с радостью поняла, что не ему мне хочется мстить. Он всего лишь служит своему богу, такому молодому и потому нетерпимому к другим.

Это жизнь, каждый цветок по-своему стремится к солнцу.

Варвара была гораздо страшнее в своей роли – злая сестра Недоля, хитростью победившая добрую Долю и жаждущая любой ценой нарушить волю дремлющей Мокошь. Мне придётся найти и вернуть Долю – Кощею, но сначала надо разобраться с детским домом.

Не скажу, что выйти из подземелья было так уж элементарно – представьте, что плывёте против самого сильного течения, какое только можете вообразить, и умножьте противодействие ещё на три, и уже получится слегка похоже. Эти стены действительно обладали фантастической силой, но уже не могли сдерживать меня.

Узкая винтовая лестница за дверью уткнулась в люк, за которым я поймала несколько изумлённых взглядов от людей, до моего появления спешащих по хозяйственным или иным делам, как муравьишки, отлично знающие свою задачу и никогда не отступающие от размеченной другими муравьями тропы.

Наверное, им проще было представить, что эта невообразимая женщина с горящими глазами и в дико измятой одежде просто почудилась в отблесках свечи – игра теней, не более. Все они тут же отводили глаза и ускоряли шаг.

Остановилась и глубоко вдохнула пьянящий московский воздух – запах пирожковых, сосисок и азиатской еды, выхлоп миллионов спешащих авто, дешёвая и тут же рядом неприлично дорогая парфюмерия, цементирующаяся в толпе в монолитный человеческий дух. Этот город умеет хранить секреты.

Прикрыла глаза и представила то, что мне нужно – яркие всполохи пламени, сжатая в металл или пластик разрушительная энергия и чёткие время и место на карте. Не так уж много людей будут думать об этом, так что я смогу их найти.

Мегаполис с готовностью обнажает тайные стремления и я вижу законную добычу – довольно молодая шпана в крохотной съёмной квартире, временные соседи принимают их за обычных приезжих, непрерывно сменяющих друг друга, даже не подозревая, что именно хранится за стенкой.

Пешком далеко. Иду к метро – ни денег, ни телефона, так что около турникета на секунду задержалась, сделав вид, что махнула картой прямо перед его мордой, и просочилась сквозь распашные дверцы, как заправское привидение. Следующий за мной пассажир несколько раз моргнул и нахмурился, силясь понять, что он только что видел, но я аккуратно стёрла недоумение.

В человеческом потоке у входа в метро я была невидимкой, но на платформе уловила резко возросшее внимание – многие из них чуят рядом Мокошь и вот уже десятки глаз буравят мою фигуру, бессознательно притягиваются, как мотыльки к фонарю.

Ещё чуть-чуть, и начнёт собираться толпа, так что я растворилась среди них, стала тем, кого не замечают. На их лицах читается разочарование и обманутая надежда – они озираются и спрашивают себя, почему им только что показалось, что вот теперь всё будет хорошо.

В вагоне битком – раскрасневшаяся девушка напротив так отчаянно переживает из-за экзаменов, что трудно удержаться и не подправить расклад, пускай ей выпадет тот самый билет, который она знает без запинки. Пускай порадуется ещё несколько часов, пока беременность не заявит о себе и ей не придётся волноваться совершенно о другом.

От станции «Молодёжная» уже рядом – панельная девятиэтажка спряталась среди зелени и новостроек дурацкого оранжевого цвета.

На нужном этаже тихо, но я знаю, что они там – сквозь хлипкие стены услышала дыхание и отзвук тех самых мыслей о детском доме в Серебряном бору. Почему-то в моей голове вдруг всплыл дружелюбный Никита, будто ложное эхо наложилось на образ детдома.

Приложила ухо к оштукатуренному бетону – нет, всё верно, вот мои ребята, сидят прямо тут, на кухне. И опасная начинка тоже здесь, спрятана в квартире. Нырнула сквозь стену и первым дело залезла в мозги, хорошенько вычистила любое воспоминание о последнем заказе. Когда проснутся, будет слегка болеть голова и останется недоумение, куда делись несколько последних дней.

План простой – очнутся, грузят всё в фургон и везут прямиком на Лубянку, оформлять чистосердечное признание в комплекте с вещдоками. Жаль, конечно, что даже самый волшебный следователь не сможет выбить ни слова о заказчиках, потому что там ничего этого больше нет.

Они зашевелились, бросились подгонять машину и перетаскивать барахло, шныряя туда-сюда мимо меня, но решительно не замечая – уложились за полчаса.

Чем лучше всё складывается, тем сильнее чувствую, что что-то не так. Когда фургон тронулся и уехал со всем свои скарбом, стало только хуже – плохое предчувствие уже не скребётся, а вопит что есть мочи – караул!

Присела на скамейку у подъезда и посмотрела наверх, на одинаковые ячейки с окнами, равнодушно отражающими небо. Где я ошиблась? Варвара, конечно, просчиталась, разыгрывая весь этот безжалостный цирк с атакой на детей и притворяясь мной. Она слишком активно разбрасывала хлебные крошки для Царёва – приманка хороша, но я клюнула на неё ещё раньше, чем главный и единственный зритель – духолов.