Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека - Александр Рыбин Страница 27

Утром, после всех этих протокольных мероприятий и парадов экипажей по центру Сочи, совместных вечеринок и ночных фейерверков в порту, перед началом гонки все участники регаты выстроились парадным ордером и продефилировали в открытое море, приветствуя нарядную публику, столпившуюся на набережной, гудками тифонов и туманных горнов и поднятием вымпелов.

Накануне судейская коллегия совместно с портовым капитаном определила очередность выхода судов в район ожидания.

«Надежда» заняла наиболее выгодную позицию относительно линии старта, что в конечном итоге позволило ей стартовать в преимущественном положении относительно «Мира», «Седова», «Крузенштерна» и других парусных судов. Всего рванули к победе девять вымпелов. Особенно все ждали соперничества «Надежды» и «Мира», так как это фрегаты-близнецы, но приписанные к разным портам: «Мир» к Питеру, «Надежда» — к Владику. Почему-то все ждали борьбы именно от них. Хотя, конечно, не сбрасывали со счетов ни «Седова», ни «Крузенштерна», ни «Калиаккра» из Варны, ни румынскую «Мирчу», ни баркентину с поэтическим названием «Бегущая по волнам», пришедшую на регату с Кипра. Могли о себе заявить и баркентина «Роял Хелена» из Болгарии и пакистанский бриг «Рахнавард».

За час до начала гонки на «Надежде» объявили аврал, отдали развязки, сезни на парусах, взяли паруса на гитовы и гордени, разнесли снасти и подняли косые паруса. Потом поставили прямые на бизань, фок и первыми пересекли линию старта. Ветра почти не было, пришлось лавировать… Лавировали и соперники. Тут, наверное, всем вспомнилась скороговорка: корабли лавировали, лавировали, да не вылавировали… Всем хотелось первыми поймать хоть какое-то дуновение, хоть какой-то ветерок.

Рядом покачивались на ленивой волне, почти в дрейфе, «Мир», «Роял Хелена» и другие соперники. Но «Надежда» нашла ветер первая, первая и рванула.

Авралы шли за авралами, «Надежда» под всеми парусами неслась по Черному морю. Финиш был в порту румынской Констанцы.

Все на корабле были при деле. На мостике старпом, голенастый загорелый мужик в белых шортах и рубахе, с лицом морского адмирала восемнадцатого века, потерявшего свой парик и двууголку в бинокль увлеченно наблюдал за действием соперников. Чуть подотстав, параллельными курсами шли «Мир» и «Крузенштерн».

При очередном аврале Илья попал под раздачу от боцмана. Тот со свистком, в который он иногда громко свистел, проносился мимо, задрав голову вверх, и чуть не столкнулся с зазевавшимся Ильей.

— Прочь с дороги! Не мешай! — заорал он. — Корреспондент, твою мать!

Илья и сам понимал никчемность и ненужность своего пребывания на красавице «Надежде». Пытаясь поймать какой-либо момент, он нащелкал уже, наверное, с сотню кадров, но всё это было не то, по его мнению. Так, какие-то фрагменты борьбы со стихией: то курсанты со зверскими лицами тянули канат по команде главного боцмана, то какие-то другие люди, по виду совсем не курсанты, что-то рассматривали на фок — и бизань-мачтах, переговариваясь при этом друг с другом, как Джеймсы Бонды, по рации, дублируя команды. То, что они выкрикивали, было совсем непонятно Илье. Главный боцман Артем Мухин, худой, невысокого ростика, насквозь просоленный морскими ветрами человечек лет сорока пяти, оказалось, командовал этими людьми — боцманами мачт. От его умения быстро распределить имеющиеся людские резервы многое зависело; иногда и боцмана, выплюнув свисток, подхватывали конец, чтобы помочь растерявшемуся, запутавшемуся в собственных ногах курсанту. Победа в гонке зависела не только от ума и опытности капитана и старпома, стоявших на мостике, но и от силы и сноровки пацанов и всего экипажа парусника.

А с мостика между тем неслось по громкой связи:

— Бом-кливер поднять!

А один из боцманов тут же орал:

— Бом-кливер-нирал отдать! — И тут же: — Пошел бом-кливер-фал! Подветренный бом-кливер-шкот тянуть!

В первую же ночь, как они вышли из Севастополя, Илью напугала команда, которая вырвалась из мирно дремавшей до этого радиоточки, висевшей в его каюте. Он уже сладко потягивался, полузабытьё и успокоение наконец посетили его, как вдруг ожившая радиоточка проорала:

— Аврал! Все наверх, паруса поднять!

Илья выскочил из каюты с документами и фотоаппаратом наперевес. Никогда в жизни ему не приходилось вскакивать и нестись как угорелый. Команда «Все наверх» заставила его ненароком вспомнить судьбу приснопамятного «Титаника»; именно только сейчас он вдруг ощутил, что от многометровой толщи воды его отделяет лишь несколько сантиметров металла. И поэтому ночной вопль «Все наверх» он воспринял как угрозу собственной жизни. Хорошо хоть другие не обратили внимания на растерянного пассажира, выскочившего на верхнюю палубу в футболке, надетой шиворот — навыворот. Или сделали вид, что не обратили.

Постепенно он привык к воплям, которые время от времени неслись из радиоточки на стене: в конце концов, ему не надо было сломя голову мчаться по трапам из самого чрева корабля наверх. Он ведь собственный корреспондент Владивостокского морского университета, а не матрос, боцман, курсант и кто там еще. Он даже мог проигнорировать все эти вопли, но какая-то сила заставляла его подниматься на верхнюю палубу из трюма. И сейчас он, конечно, не так живо, как в первый раз, но все равно с определенной долей прыткости поднимался наверх. Кто его знает, чем морской черт не шутит, а чем может позволить себе и пошутить.

Теперь, когда он являл из трюма на белый свет себя родимого, курсанты уже давно сидели, как ласточки, на реях. Ставились прямые паруса, поднимались косые. «Надежда» послушной женушкой неслась вперед, в сапфировую даль, важно переваливаясь с бочка на бочок.