Моя малышка - Мэри Кубика Страница 26

– Расскажи про Джозефа, – не сдается Луиза Флорес.

– Я уже сказала – не хочу говорить о Джозефе.

– Тогда про Мириам. Про нее ты говорить согласна?

– А про нее и рассказывать нечего.

Моя дешевая сумка соскальзывает на пол, но подбирать ее не собираюсь.

Луиза Флорес с невозмутимым видом осведомляется:

– В каком смысле?

– В прямом.

Лучше и не скажешь. Мириам была пустым местом. Мне она не нравилась, но все-таки я ее немножко жалела. Роста она была маленького, меньше метра пятидесяти. Волосы седые, мышиного серого цвета. Кожа неровная, вся в морщинах. Мириам целыми днями сидела в своей комнате. Мне и двух слов не сказала. Разговаривала только с Джозефом.

Но когда они с Мэттью и Айзеком приехали в приют меня забирать, Мириам выглядела совсем по-другому. В тот день Джозеф нарядил ее в симпатичное хлопковое платье с короткими рукавами и V-образным вырезом, а пояс был завязан пышным бантом. Мэттью с Айзеком были одеты в белоснежные рубашки и отглаженные брюки. Даже Джозеф выглядел очень элегантно в полосатой рубашке и галстуке. Взгляд у него был добрый. Таким я его видела в первый и последний раз. Проследил, чтобы Мириам приняла таблетки и накрасила губы. Велел ей улыбаться каждый раз, когда легонько подтолкнет ее в бок. По крайней мере, думаю, что так и было, потому что с тех пор ни разу не видела Мириам улыбающейся. В любом случае впечатление на социальную работницу они произвели хорошее. Та решила, что отдать меня Джозефу и Мириам – идеальный вариант. Рассуждала про то, какая это огромная удача и счастье. Скорее наоборот – неудача и несчастье. Социальная работница клялась, что Джозеф и Мириам прошли все проверки и посещали специальные занятия для тех, кто хочет взять под опеку ребенка. Вдобавок у них есть свои дети. Джозеф с Мириам благополучно получили лицензию. «Ты вытащила счастливый билет», – говорила социальная работница.

Никто не спрашивал, хочу я жить с Джозефом и Мириам или нет. Мне тогда было девять лет. Никого не волновало, чего я хочу. По всеобщему мнению, я должна была радоваться, что меня забирают из приюта, что не придется оставаться там до восемнадцати лет. Семья у Джозефа и Мириам была полная и даже довольно большая – считалось, что это тоже плюс. Хотя трудно сказать. Но социальная работница говорила, что у нее есть убедительное доказательство их благонадежности – документы. Потом она усадила меня на стул, посмотрела в глаза и произнесла:

– Пойми, Клэр, ты ведь взрослеешь, становишься старше. Может быть, это твой единственный шанс попасть в семью.

Но у меня была семья – мама, папа, Лили. Другой мне было не надо.

Лили удочерили сразу же, потому что ей было всего два года. Бесплодные пары вроде Пола и Лили Зигер присматривают как раз таких детей – младенцев или, если не получится, малышей лет двух-трех. Лили едва помнила родителей, а со временем и вовсе начисто их забудет. Будет считать себя дочкой Пола и Лили.

Но «взрослая» девятилетняя девица никому не нужна. А десятилетняя или одиннадцатилетняя подавно. Надо торопиться, сказала мисс Эмбер Адлер, социальная работница.

Я собрала немногочисленные вещи, которые мне позволили взять с собой. Одежду, книги, фотографии мамы, которые Джозеф потом порвет.

– Про Джозефа тебе тоже сказать нечего?

Я подумала о нем. Джозеф был высоченный, здоровый, со зловещим хищным взглядом и римским профилем. Рыжие волосы были подстрижены совсем коротко, как у военного. Борода топорщилась во все стороны. Ночами я не спала и, лежа в постели, в страхе прислушивалась: вдруг сейчас заскрипят деревянные половицы и за дверью раздадутся его шаги? Когда Джозеф ложился ко мне в кровать, колючая борода задевала мое лицо.

– Нет, – сказала я, глядя старухе прямо в глаза. – Нет, мэм. Страшнее Джозефа человека нет.