Букет из Оперного театра - Ирина Лобусова Страница 26

И дело было не только в том, что там должен был состояться первый в Одессе концерт королевы экрана Веры Холодной, а в том, что безопасность в зале обеспечивало личное присутствие Японца, и слухи об этом со скоростью света распространились по одесскому сарафанному радио.

Когда узнали, что лучшая ложа театра закуплена специально для Японца и его людей, в городе словно пронесся вздох облегчения, и состоятельная публика бросилась скупать билеты на концерт.

Личное присутствие в зале Японца означало гарантированную безопасность. Все знали: Мишка никому не позволит грабить место, где находится сам. А раз так, можно вздохнуть спокойно и наслаждаться концертом.

Повальные грабежи были карой Одессы, и жители города самых разных сословий уже давно стонали от этого кошмара, который подстерегал их в самых неожиданных местах. Никто не знал, где, в каком переулке и заведении ждет его алчная рука бандита, способного забрать что угодно — начиная от золотых украшений и заканчивая дешевыми часами или постельным бельем, которое сохнет во дворе.

Страшные времена способствовали тому, что грабежи «опростились» — то есть теперь забирали не только ценные вещи, но и абсолютно все, даже дешевые предметы обихода или одежды, на которые в прошлые времена не посмотрел бы ни один бандит. Одесситы избегали выходить на улицы в темное время суток. А выходя из дома, старались одеваться попроще.

Если массовые мероприятия еще худо-бедно, но пытались охранять, то на улицах с наступлением темноты не было вообще никакой охраны, и люди старались возвращаться группами, чтобы не было страшно. Одесса была наводнена оружием, и состоятельные жители стали покупать оружие и себе — чтобы отстреливаться от бандитов. И действительно, не один бандит и налетчик погиб от пули, выпущенной в него жертвой.

Но подобная мера помогла мало. Да, оружие придавало грабежам остроты, но не прекратило их. Тем более, что матерые уголовники с Молдаванки, впитавшие грабежи и разбой с молоком матери, гораздо лучше обращались с оружием, чем почтенные буржуа, которые и стрелять-то толком не умели, и не успевали просто выхватить пистолет.

Совсем другое дело в вопросе безопасности — личное присутствие Японца. Оно обеспечивало гарантию порядка, а потому одесситы с облегчением выдохнули.

Уже к концу лета 1918 года Мишка Япончик, самый знаменитый житель Одессы, сосредоточил в своих руках огромную власть над городскими предместьями и над всеми районами города. Центром его царства была Молдаванка, и в его криминальной армии насчитывалось до 20 тысяч уголовников.

После гибели Акулы, вздумавшего с ним соперничать за власть над Одессой, другие авторитеты присмирели и согласились не только платить Японцу дань, но и работать под его началом. Таким образом, он стал некоронованным королем города, в котором не существовало единой и твердой власти, и впервые в истории Одессы объединил весь уголовный мир.

Контроль над ворами, спекулянтами, проститутками, шулерами, валютчиками и аферистами всех мастей приносил не только большую славу, но и огромные деньги, которые оседали в руках Японца.

Что касается полиции, которую пытались создать многочисленные городские власти, то с первого же дня она была полностью куплена и запугана Японцем. Чтобы справиться с бандитами, не хватало ни людей, ни оружия, а потому вся полиция попросту махнула на действия Японца рукой, предпочитая не вмешиваться.

Это открыло широкое поле деятельности для банды Мишки. Отныне никто не смел тронуть контролируемые им предместья, с которых он получал основную дань. Безнаказанность привела к тому, что грабежи в Одессе стали массовыми. Японец был единственным человеком, который мог вмешаться и остановить разыгравшуюся волну насилия, однако он предпочитал не вмешиваться. Ну а если же он вмешивался в ситуацию, то никто не смел пойти против воли короля. Авторитет Мишки и власть его людей казались делом незыблемым.

Надо сказать, что присутствие Японца на концерте было странным — до того момента никто не наблюдал в нем особой любви к искусству. Этот концерт был исключением, а потому вызывал еще больший интерес.

Помещение театра «Гротеск» было камерным, небольшим. В зале было достаточно уютно, и, в отличие от остальных театров Одессы, здесь зрители могли чувствовать себя как дома. Можно было даже расхаживать по залу, можно было подходить к ложам сбоку от основного зала. Красиво задрапированные бордовым бархатом, они располагались исключительно в первом ярусе, так как у маленького, камерного театра не было ни амфитеатра, ни балкона.

Одну из таких лож, особенно красиво украшенную, и занял Мишка со своими людьми (то есть с неизменными телохранителями — Гариком и Майорчиком). И почти весь зал откровенно глазел на знаменитого короля.

В ложе Японец появился вовремя, вооруженный изящным театральным биноклем. Он опустился в бархатное кресло и велел подать бутылку лучшего французского шампанского из буфета.

Официанты словно летали по воздуху, и буквально через несколько минут на накрытом кружевной скатертью столике появилась запотевшая бутылка и фрукты, а золотистый напиток был разлит по бокалам. Концерт начался.

Программа была построена интересно. Знаменитые актеры — Вера Холодная и ее партнер по фильму Петр Инсаров — разыгрывали маленькие забавные сценки-скетчи и исполняли модные романсы, которые были в то время у всех на слуху. Концерт шел живо, весело. Грустные номера чередовались со смешными, а лирические романсы — с веселыми модными песенками из кафе-шантанов и кабаре, и публика аплодировала, не жалея сил.

Японец не отрывал глаз от сцены. Он забыл про шампанское, забыл про окружавших его людей. В середине концерта в ложе появился еще один его личный адъютант (приближенный не так давно и не такой доверенный, как Гарик и Майорчик) — Моня Шор, молодой человек с хитрыми, проницательными глазами и невероятными математическими способностями, которые, к недовольству Тучи, он часто демонстрировал.

Поговаривали, что при царском режиме Моня Шор служил в полиции, но был изгнан оттуда за взятки, причем обнаглел он до такой степени, что были поражены даже видавшие виды полицейские, изначально привыкшие договариваться с ворами.

Моня появился в ложе с объемным портфелем, который держал в руках, прижимая к животу.

— Принес? — Японец не отрывал глаз от сцены, не обернулся на звук открывшейся двери, но, тем не менее, отлично знал, кто появился в ложе. Поговаривали, что инстинкт самосохранения и чутье были развиты у него, как у волка.

— Вот, — Шор положил перед Японцем набитый портфель, — вся сумма плюс штраф за два месяца. Все заплатил, как миленький, и не пикнул даже.

— Хорошо, — и Гарик, уловив едва заметный жест Японца, убрал портфель.

— А изумрудное колье и серьги ваши я в лавке у этого Циммермана видел, — вдруг выпалил Моня в спину Мишки, — он снова их продает.

— Что ты сказал? — Японец обернулся, и от молнии, сверкнувшей в его раскосых глазах, Шор попятился.

— Колье с изумрудами… говорю, — голос Мони дрогнул от страха, — то самое… Шо вы вернули этой актриске…