Проект "Нужные дети" - Дмитрий Федотов Страница 26

Коридоры этого старинного здания были пусты и неприветливы, потолочные плафоны горели через один, шаги эхом раскатывались под потолком. Но в дежурной части оказалось довольно оживленно.

В просторной, залитой светом комнате, уставленной по периметру конторскими столами, было шумно и накурено. Я терпеть не могу прокуренных помещений, поэтому сразу полез за сигаретами. Лучше уж присоединиться к сей вредной привычке, чем нюхать табачный перегар.

Прямо напротив двери у стола дежурного опера сидели двое – пожилой мужчина и мальчик, оба одетые в какие-то обноски явно с чужого плеча. Но лишь подойдя ближе, я понял, что сигаретный дым может работать и как отдушка. От обоих задержанных несло таким амбре, что даже меня, небрезгливого по натуре, невольно передернуло. А Ракитин так и вовсе отшатнулся и тоже поспешно вытащил пачку «Кэмел».

– Ну, что тут у вас? – хмуро спросил он, закуривая.

– Да вот, товарищ капитан, делали плановую зачистку и нарвались сразу на пятерых жмуриков, – устало доложил дежурный лейтенант Руденко, здоровенный, слегка неуклюжий парень.

– Кто такие?

– Бомжи…

– Поножовщина?

– Нет. Потрава.

Ракитин удивленно посмотрел на лейтенанта.

– Кто же их? Эти?.. – он кивнул на осторожно озирающихся задержанных.

– Нет. Вроде бы… – Руденко в замешательстве потер колючий подбородок. – Они сами к нам подошли, пока мы с трупами возились…

Олег повернулся к мужчине, глубоко затянулся и спросил на выдохе:

– Фамилия, имя, отчество, прежний род занятий?

– Тудыхыч я, – неожиданно четким, хорошо поставленным голосом ответил бомж. – В прежней жизни – Иван Савельевич Тудыхин, старший преподаватель педагогического университета, кафедра русского языка и литературы.

– Ух ты! – раздался чей-то возглас у меня за спиной.

Я тоже не удержался и хмыкнул. Надо же! Куда только не заносит людей судьба? А ведь этот Тудыхыч совсем не похож на опустившегося пьянчужку! Взгляд ясный, твердый, даже сидит с достоинством…

– Так что же приключилось, Иван Савельевич, с вашими… сожителями? – спросил Ракитин, усаживаясь за стол дежурного.

Руденко в это время обошел стол и потянулся мимо мальчика за какими-то бумагами. Неожиданно мальчишка, скуластый и черноглазый, как татарчонок, весь сжался на стуле, явно пытаясь отодвинуться от лейтенанта. Выглядело это странно, потому что добряк Руденко не способен был и кошку обидеть. Обдумать сие наблюдение я не успел, поскольку мое внимание привлек рассказ бомжа.

– Я, господин капитан, отнюдь не бомж, как вы, наверное, подумали, – говорил он. – Я – идейный борец за жизненную свободу! Я считаю, что по-настоящему может ценить жизнь лишь тот, кто познал ее во всех проявлениях и формах. Поэтому я и опустился, так сказать, на самое дно нашего общества, чтобы затем, постепенно поднимаясь…

– Господин Тудыхин, – жестко оборвал его Олег, гася окурок, – давайте оставим философию и обратимся к фактам: пятеро ваших знакомых мертвы, а вы живы. Объясните, как это произошло?

– Извините, господин капитан… – Бомж подергал себя за клочкастую бороду, покосился на меня, примостившегося слева на краю стола, и сказал: – Меня спас вот этот мальчуган.

Теперь все взоры обратились на татарчонка. Мальчишке на вид было лет восемь-девять. Одетый в рваный пуховик размера на четыре больше нужного и такие же громоздкие пимы, он испуганно озирался на толпу взрослых мужиков. Особенно меня удивила его реакция на темноволосых людей. Каждый раз останавливая взгляд на одном из трех присутствующих в комнате брюнетов – Руденко и еще двоих оперативников, – глаза мальчика расширялись, а нижняя губа начинала мелко подрагивать. Я посмотрел на Ракитина: заметил ли он? Однако Олег уже вновь глядел на «идейного» бомжа.

– Как он к вам попал?

– Мальчика зовут Шамиль, – охотно объяснил Тудыхыч. – Шамиль Ильясов. Я шел своим обычным маршрутом, мимо мусорных контейнеров, что возле рынка, и вдруг услышал тихий плач. Сперва я решил, что это щенок скулит. Потом подумал, откуда щенок в декабре? Собаки-то щенятся обычно весной?.. Тогда я обошел контейнеры, заглянул за штабель пустой тары, что стоит прямо за бакалейным рядом, и увидел ребенка. Он скорчился в пустой коробке из-под консервов, на нем был только рваный свитер, трико и почему-то сандалии. Мальчик явно замерзал. Я подошел к нему и окликнул. Он долго смотрел на меня, потом сказал, как его зовут. Ну, я и предложил ему пойти со мной в коллектор, что на Мельничной. Там подтекает магистральная труба горячего водоснабжения, поэтому там тепло, хотя и сыровато.

В общем, привел я его туда, подобрал одежду, покормил, и он заснул. А я пошел снова по маршруту…

– Нельзя ли покороче, Иван Савельевич? – терпеливо попросил Ракитин.

– Извините, – вздохнул тот. – Так вот, когда я вечером вернулся, вся наша дружная семейка уже была в сборе. Мои товарищи все – абсолютно вменяемые люди. Минорыч – бывший трубач из районного духового оркестра, Лекало – мастер из ателье верхней одежды, он нам всем одежду по размеру подгоняет… подгонял…

– Покороче, господин Тудыхин! – начал закипать Олег.

– Ага. Так вот, мы собрали приличный праздничный стол: шпроты, килька в томате, горошек «Бондюэль», балык из кеты… Пардон! Ну и выпить, конечно. Алкоголь почти всегда приносил Оливер…

– Иностранец?!

– Н-нет, что вы! Его так прозвал я. Уж больно он был похож на Оливера Твиста, только постарше. Вот и вчера Оливер принес сразу две бутылки водки! Он сказал, что их ему подарил какой-то улыбчивый парень возле гастронома «Нижний». Вроде как с наступающим Новым годом поздравил…

– М-да, уж поздравил, так поздравил! – вырвалось у меня.

Бомж укоризненно посмотрел на меня и снова повернулся к Ракитину.

– И вот, когда праздничный стол был накрыт, мы все расселись вокруг, и Оливер распечатал первую бутылку, Шамиль, которого я усадил рядом с собой, вдруг сказал, что водку пить нельзя, она отравлена!

– Он ее что, нюхал, пробовал?.. – перебил Олег.

– Н-нет… Шамиль сделал такой вот жест, – Тудыхыч провел ладонью над столом, – и сказал, что пить водку опасно. Ему никто, конечно, не поверил. Кроме меня. Остальные посмеялись и выпили по полстакана сразу…

– А почему вы поверили мальчику? – снова встрял я.

– Не знаю… – бомж опять дернул себя за бороду, посмотрел на притихшего татарчонка. – Просто я понял, что он не лжет. И не стал пить.

Теперь уже все смотрели на мальчишку, и от такого обильного внимания тот стушевался еще больше. Я понял, что разговора в такой ситуации с парнем не получится, и, наклонившись, шепнул Олегу:

– Пусть все выйдут, кроме нас и бомжа. Мальчик сильно испуган, его надо успокоить.

Ракитин кивнул и рявкнул: