Скальпель - Вячеслав Воронов Страница 26

Часа два, намучившись и вымазавшись краской, бормоча ругательства, мы с Валерой пытались реанимировать принтер. Добились мы только того, что он выдал три десятка листовок, печать на которых была не самого лучшего качества.

Серега в это время то дурачился, вращаясь и катаясь на всех креслах по очереди, как ребенок, впервые увидевший карусель, то бесцельно бродил взад-вперед, с долей насмешки поглядывал на нас, отпуская дурацкие шутки. В перерывах между шутками он успокаивал меня, с твердой уверенностью заявляя, что спешить некуда, и все у нас получится. «Времени для решительного действия хватит всегда, — хрипло, с апломбом признаного гуру, твердил он. — Набирайся лучше злобы, чем бросаться по сторонам, цемент грузить или еще что придумаешь от мягкого характера».

Как только в офис вошла Наташа, Серега бесцеремонно осмотрел ее с ног до головы, не скрывая этого, на его тонких губах появилась ухмылка. Наташа, как и всякая женщина, читала отношение к ней мужчины по одному мгновению его взгляда. Она тотчас вздернула носик, намереваясь изобразить неприступность, решительно развернулась и пошла к рабочему месту. Но спокойствие и уверенность в себе ее были поколеблены, и по пути соблазнительным бедром она задела стол, вскрикнув от неожиданности. Серега осклабился и издал пару смешков: знаем, мол, какие вы неприступные. На время он оставил ее в покое, лишь изредка бросая в её сторону неоднозначные взгляды. Она же старалась создать видимость тотальной занятости.

Покатавшись еще на креслах, Сергей с напором, ничего конкретного не предложив, высказал свое мнение о листовках, будто был большим специалистом по рекламе. После этого он сходил за пивом. Сделав пару глотков, он предложил пива Наташе, но она решительно отказалась. Тогда он принялся травить анекдоты. Начав с более-менее пристойных, он плавно перешел к тем, в которых содержались уже некоторые фривольности, и дошел, наконец, до весьма откровенных. При этом, развалившись в кресле с бутылкой в руке, он тихо похохатывал. Смешок его был эдаким зазывающим, ищущим поддержки избранному тону и теме для разговоров. Все мы люди, означал навязываемый им пафос, и ничто человеческое нам не чуждо. Нечего, мол, рядиться под выдуманную порядочность, пора открыто признать наиболее важное: человеческое тело и его физиологические потребности.

«Я врач, я знаю», — обронил он, в очередной раз отхлебнув пива. Пена вздулась на горлышке бутылки пышной массой и грозила упасть на джинсы. Наблюдая недовольные ужимки Наташи и даже нечто схожее с отвращением на ее лице, он на время замолк. Улыбка сошла с его губ, и лицо как-то сразу, казалось, постарело — мешки под глазами налились сильнее, уголки рта украсились старческими складками. С тупо-жестким выражением глядел он пару минут в выкрашенную светлой краской стену, после чего уставился в окно. За окном сновали строители в промокших от пота и выгоревших футболках, реконструируя старое здание, и натужно гудела бетономешалка. Допив пиво и с грохотом водрузив на стол пустую бутылку, он подошел к Наташе. Мягко, словно хищник, подкрадывающийся к жертве, опустил он руки на спинку ее кресла и склонился к ее волосам.

— И чем это ты так занята, что не хочешь и поговорить? — вкрадчиво промурлыкал он.

— Работаю я.

— Да ну, брось ты эту работу, далась она тебе.

— Ну конечно; скажите это моему директору.

— Директор занят; можно я буду твоим директором?

— Нет уж, спасибо, как-нибудь обойдемся.

— Вы такая очаровательная девушка, Наташа…

— Уже «вы»? То тыкали мне, а уже «вы».

— От вашей красоты моя душа набирается благородства прямо на глазах.

— Душа уже появилась? Вы битый час все про тело твердили.

— И тело тоже, куда ж от него денешься. У вас оно очень красивое, Наташа.

— Не ваше дело, да вы и не можете знать.

— Так я имею надежду узнать.

— Забудьте эту надежду, она неосуществима.

— Как же я могу забыть, это навсегда.

— Вот навсегда и забудьте.

— Я для вас в лепешку расшибусь…

— Не нужно таких жертв, тем более — бесполезно.

— Что надо сделать, Наташа, я на все готов!