Госпожа страсти, или В аду развод не принят - Марина Крамер Страница 26

– Ты и так единственная – куда дальше-то?

Вечер плавно приближался к закату, из окна каминной было хорошо видно, как садится солнце, проваливаясь в облака. Небо красное – ветер будет завтра, опять нога заноет... «Тьфу, как старая кошелка – там ноет, там колет, тут на погоду реагирует!»

– Завтра футбол, между прочим, – напомнил Хохол, потягиваясь. – Поедем?

– Конечно, – встрепенулась Марина. – И так столько игр пропустила со своими заморочками!

– Ага, вдруг Марадона без тебя Лигу чемпионов выиграл! – насмешливо отозвался Женька.

Марину всегда удивляла его неприязнь к главному тренеру «Строителя» Ваське Марандину. Вроде нигде они раньше не пересекались, во всяком случае, так утверждали они сами, никаких претензий друг к другу у них не было, но Хохол не упускал ни единой возможности подколоть и уязвить Марадону.

– Я не могу понять – за что ты его так не любишь? – Этот вопрос задавался неоднократно, и варианты ответов на него Коваль знала наизусть.

– За что мне его любить, он ведь не баба, – пожал плечами Женька. – Не люблю примазавшихся. Знаешь, везде такие есть, что по жизни, что на зоне, которые в любом месте пристроятся, местечко получше найдут. Даже если при этом нужно будет кого-то выпихнуть.

– Ну, положим, Васька никого не выпихнул – это была моя идея и Розана покойного.

– Да не грузись ты – что, за что, – отмахнулся он. – Не нравится – и не нравится, я ж его не трогаю, пусть спит спокойно.

– Ох, темнишь ты, дружочек мой! – Марина налила себе еще одну чашку чая и закурила. – Может, после футбола на водохранилище рванем? Жара такая, а я на пляже не была ни разу.

– Тебе все некогда. Может, тогда номер снимем в профилактории? Выходной на носу, можно пару дней на природе побыть, шашлыки там, и все такое...

«Господи, везет же с мужиками! Такие все из себя понимающие и всепрощающие!»

Но Марина всегда прекрасно знала, что, не будь она собой, не было бы этого всего, никогда и ни за какие плюшки не простили бы ей ни Хохол, ни Малыш ни одной оплошности, ни одного не вовремя или неосторожно сказанного слова. Просто они оба хотели держать ее при себе, боясь потерять или опасаясь того, что кто-то может заменить их. А как можно отдать свое? Да еще добытое в таких муках и приключениях? Не-е-ет! Все мужчины страшные собственники, пусть, мол, не шикарно, но мое, родненькое, никому не отдам!

– Ну, идем, киска? – Женька увлек Марину за собой в свою комнату, уложил на кровать. – Здесь спать будешь, а то не нравишься ты мне сегодня.

Она не особо возражала, зная, что рядом с ним уснет спокойно и даже без кошмаров, преследующих ее постоянно, не дающих нормально отдохнуть ночью и выматывающих нервы.

Даже сломанная ключица и гипс не заставили Хохла изменить своей привычке бегать по утрам, пусть пока не обычные десять километров, но все же. Он тихонько выбрался из постели, думая, что Марина спит, и на цыпочках вышел из комнаты. На лестнице зашуршала болонья ветровки, потом тихо щелкнул замок на входной двери. Коваль потянулась всем телом, разминая затекшие за ночь косточки, и замурлыкала совсем как кошка, забравшаяся на хозяйскую постель. Субботнее утро, прохладное пока, уже тихонько прокралось через плотную штору окна, рассыпав лучи солнца по темному паркету пола, по стенам, по постели, на которой лежала Марина. Захотелось вдруг встать, распахнуть окно и подставить себя всю этим лучам, ощущая их тепло на теле. Что она немедленно и сделала, зажмурившись от яркого света.

«Господи, как же хорошо-то...»

Что-то небывалое вселилось в нее – Марина умылась, наскоро причесалась и пошла на кухню, думая, чем бы таким удивить Женьку с утра пораньше. В отличие от нее, Хохол всегда с утра завтракал, пытаясь заставить и хозяйку, но бесполезно – ее организм в таких вещах не нуждался, зато вот без кофе просто не мог начать работу.

Оказывается, с детства ненавидя овсянку, Марина не разучилась ее варить – видимо, это как с велосипедом и коньками. Сколько же этой мерзкой каши сварила и съела она в своем фантастически счастливом детстве, даже представить страшно! Единственное, что всегда водилось в их доме, так это геркулес, где и когда мамаша успевала его брать – до сих пор для Марины оставалось загадкой, но именно он не давал ей сдохнуть с голоду. И теперь, глядя в кастрюлю, Коваль опять вспомнила свое прошлое, которое так старательно пыталась забыть все эти годы.

Вспомнила, как впервые пришла в школу – одна. Мать с раннего утра отмечала это знаменательное событие и не в состоянии была идти с дочерью. Все дети были с родителями, с бабушками и дедушками, и только Марина – одна. С большими бантами в толстых косичках, заплетенных соседкой, да и банты она же подарила, иначе девочка так и пошла бы с резинками от мамашиных бигуди. На нее косились все, и дети, и родители, и учителя, слишком уж непохожей на остальных она была, слишком недетское выражение лица было у нее в неполные восемь.

В классе сразу начались проблемы – никто не хотел садиться с ней за одну парту, никто не хотел вставать в пару, и так до седьмого класса, пока у мальчишек не открылись глаза. Да и у девчонок тоже – даже убогие тряпки, даже коричневое форменное платье не могли скрыть достоинств вдруг оформившейся фигуры, роскошных волос и синих глаз. Пацаны готовы были на любые жертвы, только чтобы Марина согласилась пойти на дискотеку или просто по улице пройтись, но она не замечала – некогда ей было заниматься глупостями, она работала, чтобы мать могла продолжать спиваться.

Когда появился Денис, Коваль сначала немного растерялась, приготовилась к тому, что и он начнет, как остальные, претендовать на нее, но он оказался умнее – растил «на потом», понимая, что, приручив, сможет в дальнейшем вить из нее веревки. И у него это почти получилось.

А тогда он все время был рядом, иногда помогал с уроками, приходил на работу, встречал и провожал – Марина поздно возвращалась, едва успевая вымыть все, что причиталось по «детской» ставке. Они гуляли с ним по улицам, мечтали об институте, он-то мог не сомневаться в своем поступлении после армии, а вот Марина даже со своей золотой медалью могла пролететь, не имея связей и блата.

– Шла бы в училище, – советовала соседка. – Ведь все равно не поступишь, только нервы потреплешь.

Но Коваль упрямо твердила свое – поступлю, мол, и все тут, вызывая у тети Наташи праведный гнев:

– Настырюга ты, Маринка, вот помяни потом мое слово – провалишься ты на экзаменах, и в училище поздно будет, так и останешься свои полы драить до бесконечности!

Но Марина не верила, ведь быть не могло такого, она была лучшей в своем классе, ее медаль была из чистого, «честного» золота. Никто не ходил за нее к директрисе, не просил помочь, не исправлял ошибок в ее сочинении, не проверял контрольную работу по алгебре, а уж про устные экзамены по биологии и химии вообще говорить нечего.

Так она думала по ночам, зубря наизусть учебник для поступающих. Иногда к ней присоединялся и Денис, но, кроме зубрежки и поцелуев, ничего себе не позволял, оставался ночевать и ни разу, просто ни разу даже намека не сделал на что-то большее.