Белое золото, черная смерть - Честер Хаймз Страница 26

— Благодаря чему Дик и смылся вчистую, — сострил Гробовщик.

— Это неизвестно, — сказал Могильщик. — Потолкуем с ней.

Ее доставили из камеры, где она сидела в ожидании понедельника и решения суда о своей дальнейшей судьбе, в комнату для допросов, известную в преступном мире под названием «Стукачиное гнездо».

Это была звуконепроницаемая камера без окон, в центре которой стояла прибитая к полу табуретка. Со всех сторон на нее были направлены лампы, в свете которых даже черный-пречерный негр делался прозрачным.

Но сейчас, когда охранник доставил Айрис, в комнате горел только верхний свет. Дверь снова закрылась, и щелкнул замок. У табуретки ее поджидал Могильщик. Затем она увидела силуэт Гробовщика, смутно вырисовывавшийся в сумрачном углу. Его обожженное кислотой лицо походило на карнавальную маску, которую надевают, чтобы напугать детей. Ее охватила дрожь.

— Садись, детка, и рассказывай, — сказал Могильщик.

— В этой дыре я не скажу ни слова. Тут все в микрофонах, — фыркнула она, продолжая стоять.

— Зачем нам микрофоны? Мы с Эдом и так запомним все, что ты скажешь.

Гробовщик шагнул вперед с видом убийцы, восставшего из мертвых.

— Садись, тебе говорят, — прохрипел он.

Айрис села. Гробовщик подошел к ней, а Могильщик включил лампы. Она заморгала. Гробовщик уже собирался дать ей пощечину, но увидел ее лицо, и рука его застыла в воздухе.

— А ты красавица! — сказал он.

Ее кожа, еще недавно гладкая, желтая, надушенная, теперь переливалась всеми цветами — от черного до оранжевого. Шея распухла, одна грудь казалась раза в два больше другой, лицо, шея, плечи были испещрены красными полосами, скрывавшимися под платьем, а волосы ее были словно вымыты в реке Стикс.

— Бывает и хуже! — буркнул Могильщик.

— Что значит хуже? — осведомилась Айрис, щурясь от яркого света. Казалось, синяки и царапины были нарисованы на ее прозрачной коже.

— Ты и вовсе могла сыграть в ящик.

— Это, по-вашему, хуже? — слабо передернула она плечами.

— Ладно, ты еще жива, — подал голос Гробовщик, — и можешь заработать восемь тысяч семьсот наградных, если нам поможешь.

— А как насчет этого долбаного обвинения? — решила поторговаться Айрис.

— Это твой ребенок, — сказал Могильщик.

При слове «ребенок» Айрис поморщилась. С этого-то все и началось.

— Оно не долбаное, — возразил Гробовщик.

— Но все равно обвинение, — сказала Айрис.

— А как Дик? — спросил Гробовщик.

— Если бы я знала, где этот гад, то сказала бы, уж не сомневайтесь.

— Но ты же приехала к нему на свиданку.

Она подумала, потом, похоже, приняла решение.

— Он там был. В одних трусах. Иначе с чего бы мне распсиховаться и пристрелить эту стерву вдову? Но я не помню, как он сбежал. Он стукнул меня, и я упала без сознания. — И, помолчав, добавила: — Ума не приложу, почему он меня не убил.

— Как ты сбежала из-под надзора?

Она внезапно рассмеялась, и ее синяки и царапины приобрели несколько иные очертания. Так бывает с картинками, которые под одним углом выглядят невинными, а под другим оказываются непристойными.

— Такое может выкинуть только белый, — сказала она.

— Если это не имеет отношения к налету, можно об этом и забыть, — хмыкнул Гробовщик.

— Это наша личная размолвка.

— Мы хотим знать другое, детка: в чем состоял фокус в этой афере с движением «Назад в Африку»?

— Вы что, только сегодня родились, что спрашиваете?

— Мы все знаем. Но хотим, чтобы ты это подтвердила.

К Айрис снова вернулась прежняя самоуверенность.

— А мне что за это будет? — осведомилась она.

Гробовщик подошел к ней ближе и проскрежетал:

— А ты подумай, может, догадаешься.

Она взглянула туда, откуда раздавался его голос, но свет мешал ей его разглядеть, и это особенно пугало.

— Дик хотел взять деньги и дать деру, — начала она. — Но сперва поработать и в других городах. Он заказал бронемашину. Охранники были его люди. А агенты-вербовщики и секретарши ничего не знали. Детективы должны были задержать его и конфисковать деньги — якобы до разбирательства. Поскольку все остолопы не сомневались в его честности, бояться было некого. Его навели на эту идею успехи Маркуса Гарви…

— Это мы знаем, — перебил ее Могильщик. — Нас интересуют имена, описания внешности и так далее.

Она дала им адрес Барри Уотерфилда, он же Детка Джек Джонсон, он же Папа Трах. Охранников бронемашины звали Четыре-Четыре и Фредди, а настоящих имен и фамилий она не знала, как не знала их адресов. Это были люди Дика, возможно, еще по тюрьме, и он не выставлял их на всеобщее обозрение. Покойника, сыгравшего роль второго детектива, звали Элмер Сандерс. Он был, как и все остальные, из Чикаго.

Сыщики услышали, что хотели, и Гробовщик помягчел, но Могильщик спросил:

— А он, часом, не решил надуть своих ребят, подстроив налет?

Немного поразмыслив, она ответила:

— Нет, судя потому, как он это воспринял, вряд ли.

— Кто они, по-твоему?

— Вроде бы из синдиката. Больше некому.

— Синдикат тут ни при чем, — отрезал Могильщик.

— Тогда не знаю. Больше он никого не боялся. Правда, всего он мне не рассказывал…

На это Могильщик криво улыбнулся.

— Что у тебя есть на Дика? — спросил Гробовщик.

Она посмотрела туда, откуда за лампами раздавался этот голос, и снова почувствовала озноб. Наконец она односложно сказала:

— Доказательства.

Сыщики окаменели, словно надеясь услышать эхо, но напрасно.

— Хочешь, чтобы мы его взяли? — спросил Могильщик.

— Хочу.

— Ну, готовься.

— Я готова.

Сыщики заглянули к лейтенанту Андерсону, попросив его приставить хвост к Барри Уотерфилду. Затем Могильщик сказал:

— Мы напустим наших голубков на Дика. Если они что-то разнюхают, то перезвонят вам, а вы дайте знать нам.

— Ладно, — сказал лейтенант. — А я велю держать наготове две машины с ребятами на всякий пожарный случай.

— Пожарного случая не будет, — сказал Гробовщик, и они ушли.

Они стали опрашивать всех своих голубков. Они получили массу сведений о неразгаданных преступлениях и разыскиваемых преступниках, но ровным счетом ничего о Дике О'Харе. Информацию они решили приберечь на потом, но всем своим стукачам дали одно-единственное задание: разыскать О'Хару, а потом позвонить лейтенанту Андерсону, передать информацию, повесить трубку и исчезнуть.