Ножи. Солдатик (сборник) - Найля Копейкина Страница 26

– А какие?

– Из старинной коллекции. Возможно, они принадлежали какому-нибудь шаху. Это антиквариат. – Вдруг Стасов перебил себя сам, – Екатерина Юрьевна, ну что это мы по телефону-то с Вами говорим, Вы понимаете, наша профессия требует конфиденциальности, Вы б лучше приехали к нам.

– Ой уж нет, спасибо! Лучше Вы к нам, Пётр Данилович, – в голосе Кати слышались весёлость и в то же время какая-то заманчивость, так что Стасову сразу захотелось навестить её.

– Что ж, Вы правы, сегодня вечерком я к вам загляну. Не помешаю?

– Ну что Вы, Пётр Данилович, хотя бы один вечер я проведу спокойно, рядом с настоящим мужчиной. Записывайте адрес.

– Обижаете, Екатерина Юрьевна.

– Тогда до вечера, – игриво простилась Катя и положила трубку.

Полковник Стасов был приятно взволнован. Слова Кати «Рядом с настоящим мужчиной» были пролиты ему на душу как бальзам. Вчера Любушка говорила о нём почти так же. Кстати, сегодня он для семьи всё ещё числится в командировке, и планировал провести вечер и ночь с Любовью Гордеевной. – А вдруг Бычкова оставит у себя, – стрельнуло в уме, и тут же что-то подсказало, что не оставит. – Ну ладно, тогда поеду к Любушке, – успокоил он себя.

* * *

Вечер был тёплый, и полковник рисовал в воображении Катю красивой молодой женщиной в лёгком платьице без рукавов или даже в сарафанчике на тонких бретельках, но вопреки его ожиданию Катя была одета в длинное платье с рукавами по локоть. Правда платье было из лёгкой просвещающей ткани с глубоким вырезом спереди и разрезом сбоку. Обута она была не в домашние тапочки-шлёпанцы, а в красивые, и, как подумалось Стасову, очень дорогие туфли. С лица, по мнению Стасова, Катя не была особой красавицей, и очень походила на мать свою. Но в целом полковник был ею очарован: изысканность жестов, певучий голос, ухоженные руки, дорогой парфюм. Давно, да что там, никогда ни одна женщина не выглядела так в своём доме. Между делом он так ей и сказал:

– Екатерина Юрьевна, если б я не встретился с Вами, я б не знал, что на свете бывают столь очаровательные особы. Вы – великолепны.

Это было сказано между делом, а делом была беседа двух лиц – сыщика и свидетельницы. Причём беседу вела Катя. Поначалу полковника это немного смущало, обыкновенно он привык задавать вопросы собеседнику, но потом он решил, что в том, что вопросы задаёт ему Катя, есть резон, и даже додумал, что это новая метода, разработанная им, ведь в вопросах человек тоже раскрывает себя. И надо же знать, что по этому делу интересует окружающих. А Кате было интересно всё, и не только по делу покушений на её сестру, даже, не столько, сколько, как показалось полковнику, был интересен он сам. Катя снова назвала его настоящим мужчиной, интересовалась его карьерным ростом, заметила, что он достаточно молод для должности полковника, спрашивала о его работе, о семье, об увлечениях. Стасов очень старался понравиться Кате. Её «дружба» с доцентом Фединым несколько ободряла полковника, значит, она знается не только с богатыми, значит, и у него есть шанс. Три рюмки коньяка приободрили его, и он с готовностью поддерживал светскую беседу, даже раза два рассмешил девушку анекдотами. Но ночевать у себя полковника Катя не оставила, она даже не намекнула ему на то, что б он заглядывал ещё, а как-то так очень мило и естественно вдруг, решив, что его заждались дома, выпроводила.

Стасов был всегда очень аккуратен за рулём. От Кати к Любови он ехал по мокрой дороге, по-видимому, пока он был у Кати, прошёл хороший дождик, материл наглых попутчиков и думал о Вере Станиславовне. – «Ну и стерва же эта матушка! Похоже, это она заказала падчерицу. Колдовские газеты прячет, конечно, неспроста, колдовством занимается. А по колдовству этому, наверное, положено трижды метнуть ножом в падчерицу. Да и ножи-то не простые – с каплей крови. Как она сказала…» В сознании полковника пронеслось воспоминание: Катя просит его налить коньяк, сама идёт на кухню, по пути пальчиком, окольцованным перстнем с каким-то, наверняка очень дорогим камнем, нажимает кнопку автоответчика. Запись голоса матери «Эта Кларка со своим босяком-профессором всё спустит на ветер – отдаст в какой-нибудь детдом, или, ещё хуже, на опыты своего женишка. Надо срочно действовать. Представляешь, а этот мент-босяк нашими финансами интересуется…» Катя нервно вбегает в комнату, ставит, почти бросает на столик рядом с бутылкой коньяка серебряный поднос, на котором в фруктовой вазочке фрукты, в блюдце – нарезка лимонов, в конфетнице – шоколад, и быстро отключает запись. «Выгораживает полоумную мамашу. Да, наверное, это мамаша и действует. И Кудинова она босяком назвала. Это уж верно, мы для них босяки. Вон, какую норку устроила себе дочка, а на что? Папаша снабжает. Подожди ещё, скоро и папаша вмешается в дело, тогда уж…» – Стасов недодумал, что тогда будет, и с новыми мыслями вернулся к Кате и её мамаше.

* * *

Статья, написанная доцентом Фединым, получила большой резонанс в научных кругах, и неожиданно для организаторов на конференцию, спланированную для проведения в узком кругу отечественных учёных, приехали учёные из Японии, Швеции, Штатов, Португалии, да и круг учёных из стран содружества оказался неожиданно шире. В связи с этим конференция, спланированная на один день, была расширена, и продолжение её планировалось на завтра, причём на завтра было перенесено и выступление Леонида Алексеевича, так как прилёт учёных из Дании по каким-то причинам задерживался до вечера, а им очень хотелось выслушать доклад Измайлова. Освободившись сегодня раньше намеченного, профессор Измайлов, доцент Федин и редактор научного журнала, в котором была опубликована статья Федина, проехали к Леониду Алексеевичу с тем, чтоб отметить успех статьи, конференции и обсудить дальнейшие публикации учёных. По дороге доцент, чуть смущаясь, поинтересовался, будет ли сегодня Катя, Леонид Алексеевич, зная, что для друга значит эта женщина, тут же полез в карман за телефоном, чтоб позвонить Кате, но, оказалось, он по рассеянности забыл телефон на кафедре.

– Давай позвоним по твоему телефону, – предложил Леонид Алексеевич Федину.

– Не знаю, удобно ли это… – замялся Егор Власович.

– Да почему же нет?

– А кто такая Катя? – заинтересовался редактор, заметив волнение Егора Власовича.

– Прекрасная женщина, Виктор Тимофеевич, – с нежным вздохом промолвил доцент, пока профессор подбирал нужные слова для определения Кати.

– И почти моя родственница, – добавил Измайлов, и тоже с каким-то доселе неведомыми для редактора нотками в голосе. – Я скоро женюсь на её сестре.

– Так Вы – жених, профессор, поздравляю! – воодушевился редактор. – Когда же свадьба?

«Слава Богу, Виктор Тимофеевич редактор научного журнала, а не какой-нибудь газетёнки жёлтой прессы», – подумал профессор и ответил:

– Намечена на тридцатое июля.

– Ой, так это же через три дня! Рад, рад за вас, профессор!

Тем временем Егор Власович протянул Измайлову свой телефонный аппарат с сигналами вызова. Взгляд его выражал чуть ли не мольбу.