Жди меня… - Андрей Воронин Страница 26

- Воля ваша, - насмешливо сказал Степан.

- На здоровьице, - добавил Прохор. - Глядите только, сами не пораньтесь!

Хорошо помня о своем первом опыте обращения с пистолетом, Мария Андреевна крепко стиснула рукоять обеими руками и двумя большими пальцами взвела тугой курок, моля бога только о том, чтобы пистолет был заряжен и чтобы порох на полке оказался сухим. Старательно прищурив левый глаз, она навела пистолет немного левее и ниже фонаря, чтобы, не дай бог, и в самом деле не попасть в Степана, затаила дыхание и спустила курок, невольно зажмурившись в самый последний момент.

Все получилось как нельзя лучше. Пистолет оказался заряжен, порох на полке не отсырел, и грохнуло так, что у княжны зазвенело в ушах. Пистолет зло подпрыгнул, сильно ударив ее по рукам, но княжна была к этому заранее готова и не выпустила оружие из рук. Бледное пламя стремительным толчком выплеснулось из дула, пороховой дым на мгновение заволок оконный проем, и увесистый свинцовый шарик, ударившись о камень, высек из него длинную желтоватую искру прямо под ногами у испуганно шарахнувшегося назад Степана.

Княжна бросила разряженный пистолет, метнулась к стене и сорвала с крюков длинноствольное охотничье ружье. Ей потребовалось на это очень немного времени, но, вернувшись к окну, она поняла, что могла бы не торопиться: оба лакея князя Аполлона Игнатьевича стояли на прежних местах, замерев в странных позах, как люди, на полушаге вдруг обнаружившие, что под ногами у них в великом множестве кишат ядовитые змеи. Ничто не двигалось, лишь слегка покачивался в поднятой кверху руке Степана фонарь, освещая его фигуру и бледное от испуга лицо с разинутым ртом.

- В следующий раз я выстрелю не под ноги, а по ногам, - пообещала Мария Андреевна. - А если это не поможет, прострелю негодяям головы. В этой комнате оружия хватит на целую роту, и все оно заряжено. А стрелять я, как видите, умею. Если сомневаетесь, могу показать еще раз. Ты слышишь меня, Степан? Хочешь, я прямо отсюда выбью тебе зуб?

Степан ничего не ответил, но поспешно захлопнул рот, показав тем самым, что более не сомневается в умении княжны Вязмитиновой управляться с оружием.

Мария Андреевна перевела дух. Ей было по-прежнему непонятно, как быть дальше, но одержанная победа, хотя и могла показаться мизерной постороннему наблюдателю, наполнила ее уверенностью в себе. Она уже начала находить в этом происшествии забавные стороны; по крайней мере, незадачливые конокрады, в нелепых позах торчавшие посреди двора, выглядели довольно комично.

"О, господи! - подумала она. - Аграфена Антоновна, где вы? Вы нашли мое поведение предосудительным? Так полюбуйтесь-ка на это! Вот уж, действительно, образец девичьей скромности и христианского смирения!"

- Ну, - сказала она в разбитое окно, чувствуя, что пауза затянулась.

- Прощения просим, ваше сиятельство, - по-прежнему стоя на одной ноге с поднятым над головой фонарем, самым смиренным и покаянным тоном сказал Степан. - Промашка вышла.

- Бес попутал, - присоединился к нему Прохор. - Прощения просим у вашей милости. Не извольте казнить, ваше сиятельство, бес попутал.

- Бес ли? - засомневалась княжна. - Или тот проходимец в картузе, с которым вы нынче о чем-то договаривались у ворот?

- Он, он, проклятый, - в один голос загомонили мужики. - Обманул, запутал, сатана... Да вон он, за воротами дожидается. Его стреляйте, ваше сиятельство, поделом ему, басурману!

- Молчать! - изо всех сил стараясь, чтобы это прозвучало грозно, оборвала их княжна. - Эй, кто там за воротами! Ну-ка, зайди во двор! У меня для тебя гостинец!

За воротами послышался стремительный шорох, словно кто-то спугнул кошку, и та со всей мочи шуганула всеми четырьмя лапами по мостовой. Затем раздался легкий топоток поспешно улепетывающих ног, и стало тихо.

- Убег, - констатировал Степан таким разочарованным тоном, словно он самолично возглавлял неудачную погоню за ночным вором.

- Как есть, убег, - поддакнул Прохор. - Ништо, ваше сиятельство, мы его с утречка изловим.

Это уже было по-настоящему смешно. Чтобы не расхохотаться, княжна закусила губу и изо всех сил нахмурила тонкие брови. Приведя себя таким образом в приличествующее случаю состояние серьезности, она сердито скомандовала:

- Лошадей в стойла. Самим подняться ко мне. Фонарь не гасить. Попробуете удрать - перестреляю, как псов. Живо!

Загнав лепечущих слова раскаяния и мольбы о пощаде конокрадов в кладовую, где не было окон, и заперев за ними дверь на большой висячий замок, княжна вернулась в курительную и аккуратно развесила по местам потревоженное оружие, хорошо понимая при этом, что занимается совершенно никчемным делом: судя по всему, Москва должна была достаться неприятелю. Даже если бы этого не произошло, княжна не видела причин оставаться здесь. Нужно было ехать в имение, где, по крайней мере, она была бы окружена людьми и не ломала бы голову над тем, как ей не умереть с голоду, располагая состоянием в несколько миллионов рублей. Посему московский дом так или иначе был обречен на разграбление, и наводить в нем порядок вряд ли стоило.

Прозвучавший в ночной тишине выстрел, вопреки ожиданиям княжны, не привлек ничьего внимания. Никто не прибежал на шум, никто не заинтересовался причиной стрельбы в центре Москвы. Это очень красноречиво свидетельствовало о том положении, которое сложилось в городе, и служило дополнительным аргументом в пользу скорейшего отъезда.

Вздохнув, княжна решила, что нужно все-таки отправиться в постель и постараться хоть немного поспать перед дорогой. Но тут в голову ей пришло, что сообщник Степана и Прохора может не удовлетвориться одной неудачной попыткой и, того и гляди, вернется, чтобы увести лошадей без посторонней помощи. Всесторонне обдумав ситуацию, она решила, что это вполне вероятно. Приложить столько усилий к поимке воров и все-таки к утру остаться без лошадей было бы крайне обидно. Княжна решила, что этому не бывать, и с беспечностью молодости, которой ведомо об усталости и болезнях только понаслышке, сказала себе, что с ней ничего не станет, ежели она покараулит до утра.

Чтобы караулить было легче, она, вооружившись пистолетом, спустилась во двор и оставила у самых ворот конюшни зажженный фонарь. После этого она заглянула в библиотеку, выбрала себе книгу по вкусу и, закутавшись в плед, уселась у разбитого окна в курительной. В руках у нее был новый, еще не разрезанный роман, а на коленях лежал заряженный пистолет. Княжна свернулась в кресле калачиком, подобрав под себя ноги, и стала читать, время от времени поглядывая на горевший у ворот конюшни фонарь. Вскоре, однако, глаза ее начали сами собой слипаться, и княжна незаметно задремала, уронив голову на подоконник. Сон ее был крепок и сладок, как это бывает только в юности. Она ничего не видела и не слышала, и, если бы Гундосый Емеля, не по своей воле подавшийся из барышников в конокрады, действительно повторил свою попытку, его наверняка ждал бы полный успех.

Гундосый, однако, был так напуган оказанным княжной сопротивлением, что даже и не помышлял о второй попытке. Он и представить себе не мог, чтобы совсем молоденькая девица благородных кровей могла оказаться способной на такой решительный и эффективный отпор. Дворовые, с которыми он уговаривался насчет лошадей, отзывались о княжне с пренебрежением и уверяли его, что с ее стороны никаких помех не будет. То, что произошло во дворе, очевидно, явилось для них такой же неожиданностью, как для самого Гундосого Емели. Услышав произнесенное звонким девичьим голосом приглашение зайти во двор и получить "гостинец", Гундосый сломя голову стреканул прочь от этого страшного места, все время ожидая выстрела и пули между лопаток. Где-то по дороге он потерял свой пистолет. Маслов слышал, как чертова железка, выскользнув из-за пояса, забренчала по торцам мостовой, но не стал останавливаться, чтобы ее подобрать. Как ни крути, а все выходило, что пользы ему от пистолета нет никакой, не считая вреда. Всякий раз, попадая в ситуацию, где пистолет мог бы ему пригодиться, незадачливый Емеля вспоминал об оружии только тогда, когда все уже заканчивалось - увы, не в его пользу.