Медовый месяц под прицелом - Марина Серова Страница 26

— Вовчик, прекрати пялиться на даму сердца Никиты Андреевича, — пожурил его «папа». — Не боишься, что Панкрат разобьет тебе голову за то, что ты так откровенно разглядываешь его невесту?

— Она сама кому хочешь может по морде надавать… — пробубнил Вовчик.

Арефьев вопросительно посмотрел на меня. От его взгляда у меня сердце в пятки ушло. Я подумала, что наша с Никитой игра сейчас будет разгадана, но Никита спас положение.

— Мне надо было уехать ненадолго, и Женя осталась с Егором. Она так любит моего мальчугана, что относится к нему, как к собственному сыну, за что я ее и люблю. — Никита чмокнул меня в щеку для пущей убедительности. — А когда ваши мальчики хотели похитить Егора, то Женя мужественно его отбила, оставив Вовчику не очень приятные воспоминания о себе.

Никита еще раз меня поцеловал в знак благодарности. Мне захотелось, чтобы этот поцелуй длился вечно, но ничто не вечно под луной, все когда-нибудь кончается. Закончился и «чмок» Никиты.

— Сильную женщину ты себе нашел, Никита, — усмехнулся Арефьев, — с такой никакой телохранитель не нужен.

— Это точно, — подтвердил Никита.

Я с силой сжала под столом руку Панкратова, потому что боялась, как бы он не ляпнул чего лишнего. Никита ответил мне тем же, давая понять, что контролирует ситуацию и волноваться не о чем.

— Завидую я тебе, Панкрат, ох как завидую…

Арефьев взял мою руку в свою ладонь и повторил свой мерзкий поцелуй. Я заметила, что глаза Никиты налились яростью. От «папы» его реакция тоже не укрылась.

— Только не надо, Никита, злиться. Я думаю, что если Женя выбрала тебя, то такой старик, как я, ее вряд ли привлечет. Так ведь? — Арефьев посмотрел на меня.

Я не знала, как отреагировать на вопрос. Сказать правду было бы слишком жестоко, но ничего другого я придумать не могла, поэтому решила просто перевести разговор на другую тему:

— А у вас здесь прекрасные картины.

Арефьев посмотрел на меня и улыбнулся.

— А я смотрю, Женечка, вы не только красивая женщина, но еще и умная. Должен признаться, что я всегда побаивался таких. Никита, — Арефьев перевел взгляд с меня на Панкратова, — ты смелый мужчина, если не побоялся приручить эту женщину.

Я не совсем поняла, из чего Арефьев сделал вывод, что я умная. Нет, я с этим нисколько не спорю, но ведь всего-навсего я похвалила его картины, а не принялась дискутировать по поводу феноменологической концепции эстетического опыта.

— Владислав Алексеевич, вы, может, деньги пересчитаете? — обратился Никита к Арефьеву с деловым предложением.

— А вы что, уже убегать собрались? — удивился Арефьев.

— Да, пора нам уже, — ответил Никита. — Егорка один дома.

— Так надо было его с собой брать.

— Я думаю, это не совсем удачная идея, — довольно резко ответил Никита.

— Опять ты, Никита, кипятишься. Я так рад тебя видеть, а ты все хочешь сбежать от меня.

Никита ничего не ответил.

Арефьев принялся считать деньги. Он медленно перекладывал каждую купюру, чуть ли не пробуя ее на зуб. Я никогда не видела, чтобы так считали деньги. Если честно, то я вообще предполагала, что «папа» поручит это дело кому-нибудь из своих «шестерок», например, тому же Вовчику. Но я ошиблась. Наверное, дело было, по мнению Арефьева, слишком ответственным, и никому другому он его доверить не мог.

— Все верно? — поинтересовался Никита, когда «папа» завершил подсчет.

— Здесь да. Но это еще не все, — «папа» гадко улыбнулся.

— То есть как «не все»? — Брови Никиты поползли вверх от удивления.

— Ты мне должен за неустойку еще столько же, — спокойно пояснил Арефьев с мерзкой улыбочкой на губах.

Если у Павлика Морозова был такой же папа, тогда я понимаю его поступок. Впрочем, я давно уже не осуждаю Павлика за то, что он сдал своего отца. Ну если папаня оборзел вконец, зачем же его тогда терпеть, поганя собственную жизнь?

— Когда я должен отдать вам остальные деньги? — спросил Никита.

— Через неделю сможешь?

— Да, это вполне реально, — согласился Никита.

— Погоди, ты так быстро не подписывайся, я же еще не договорил. Если ты принесешь мне деньги через неделю, то тогда ты мне будешь должен двадцать тысяч. А если принесешь завтра, то меня устроят десять.

— Мне до завтра не выдаст такие деньги ни один банк.

— Так я тебя и не тороплю, ты можешь принести и через месяц, и позже, но только это будет немного больше, и мои мальчики будут периодически напоминать тебе о долге. А то, не дай бог, забудешь, выставишь меня полным идиотом. Я тогда умру от разрыва сердца.

Никита молча встал из-за стола, взял меня за руку, показав, что разговор окончен и нам пора уходить.

— Не надо, Никита, на меня так обижаться. Ты же знаешь, я этого не люблю. Давай будем друзьями. — И Арефьев протянул Никите руку.

Панкратов тоже протянул ему руку.

— Вы мне обещаете, что дня три ваши «шестерки» не будут мне напоминать о долге? Я никуда не денусь за это время. Зато через три дня дня принесу двенадцать тысяч. Согласитесь, это лучше, чем десять.

— Хорошо, даю слово, — согласился Арефьев.

— Тогда до встречи.

— Пока. Сами выберетесь?

— Да, конечно.

Никита взял меня за руку, и мы направились к выходу.

— Не забудьте пригласить меня на свадьбу, — услышали мы вдогонку голос «папы».

— Ага, разбежались… — зло проговорил вполголоса Никита.

При выходе из дома мы снова встретились с Вовчиком, который, увидев меня, шарахнулся в сторону.

— Надо же, как ты его напугала, — улыбнулся Никита.

— Да, я его с приятелями неплохо отделала.

— А почему я о нападении ничего не знал? — укоризненно спросил Никита.

— Потому что мы с Егором договорились: это будет наша маленькая тайна. Он боялся, что ты будешь сильно на него ругаться, когда узнаешь, что он не хотел меня слушаться и пытался сбежать от меня во время прогулки.

— И как далеко ему удалось убежать?

— Метров на двадцать. Он уговорил меня купить ему мороженое, и пока я расплачивалась с продавщицей, Егор дал деру. А тут как раз машина, и из нее полезли «папины» гориллы.

— И ты их тоже раскидала, как тех троих, которые нас встретили сегодня утром.

— Да, все было примерно так. Егор был очень напуган. Его всего трясло.

— Но зато тут есть и положительный момент, — улыбнулся Никита.

— Какой же?

— Я так понимаю, что именно после этого происшествия мой сын понял, что ты — тетка что надо.