19-я жена - Дэвид Эберсхоф Страница 26

Домик Кимберли казался таким же, как те домики, что выглядят как поздравительная открытка среди обычных писем. Окна сияли мягким розоватым светом. Слышно было, как в раковину льется вода. Передняя дверь была открыта, и я смог заглянуть через сетчатую дверь в гостиную. На двух скобах над каминной полкой висел винчестер. Я в таких вещах разбираюсь. Это был «Биг-бой» под патрон магнум сорок четвертого калибра. Однако в здешних местах они не так уж редки.

Я крикнул:

— Привет!

Вода перестала литься.

— Кто это?

— Сестра Кимберли?

По ту сторону сетки появилась довольно молодая женщина, ее волосы были забраны наверх пышным валиком. Она была похожа на актера (если я правильно употребляю здесь это слово), работающего в тематическом парке-музее, посвященном городам фронтира. [34]

— Можно мне войти? — спросил я.

Она поняла, кто я.

— Не думаю, что это такая уж хорошая идея.

— Я ненадолго. — Я взялся рукой за дверь.

— Пожалуйста, оставайся снаружи. — Она закинула в петлю внутренний крючок.

Простой толчок выбил бы дверь из рамы, но это показалось мне слишком далеко ведущим. Взламывать (сетчатую!) дверь?

— Вы могли бы сказать мне, что произошло?

— Мне известно не больше, чем тебе. Кроме того, мне нельзя с тобой разговаривать, ты это знаешь.

— Можно, если вы захотите.

— Джордан, прошу тебя.

— Пять минут. Дайте мне всего пять минут.

Я спросил, где она находилась, когда моего отца убили.

— Конечно здесь, где же еще? — ответила она.

Я спросил, что она слышала. Она ответила:

— Ничего. Ничего, пока сестры-жены не начали вопить.

— А кто был здесь в тот вечер?

— Не знаю. Думаю, все были на месте, только я ведь в большой дом не хожу.

— А никто не уходил отсюда прямо перед тем, как отца убили? Ничего подозрительного, никаких таких вещей?

Сквозь сетчатую дверь, при сияющем позади нее розоватом свете, она была похожа на святую со старой картины — все сияло вокруг прелестного овала ее лица.

— Нет, никаких таких вещей, ничего подозрительного. Джордан, что ты затеял? Тебе не следует здесь находиться.

— А вы что, совсем одна?

— Да.

— Разве у вас нет дочери?

— Была.

— Была?

— Ее забрали.

— Кто ее забрал?

Ее глаза сузились.

— Не знаю даже, почему это я с тобой тут разговариваю.

— Потому что ваш муж — это мой отец. Где же теперь ваша дочь, по-вашему?

— В последнее время они часто приходят за нашими девочками. Рассказывают им всякие небылицы.

— Кто?

— Казиношники.

— Казиношники?

Если бы это не было так грустно, я бы рассмеялся.

— Из Мескита, а некоторые — из Лас-Вегаса.

— Вы хотите сказать, что какое-то казино похитило вашу дочь?

— Да, это случилось как раз после того, как твоего отца убили. И я знаю, что они делают. Они промывают девочкам мозги, во всяком случае хорошеньким. Пророк нас предупреждал, чтобы мы опасались людей, которые предлагают помочь нашим девочкам. Они и есть казиношники. — На глазах у нее появились слезы.

— Вот, возьмите, — сказал я.

Она заколебалась, потом откинула крючок и приоткрыла дверь — чуть-чуть, только чтобы взять мой пестрый платок. Быстро забросила крючок снова в петлю. Промокнула глаза.

— Пророк говорит, чтобы я совсем про нее забыла. Она ушла в мир греха, и мне нельзя больше ее любить, вот что он говорит. — Она всхлипнула. — А это так трудно.

Ее слезы были настоящими — это-то я мог понять. Мы стояли очень близко друг к другу, разделенные одной лишь сеткой. Кимберли сказала:

— Тебе, наверно, пора уходить.

— А можно я еще приду?

— Зачем?

— Поговорить. Рассказать вам, если что найду.

— Не знаю.

Ее била дрожь, и я оставил ее — силуэтом на сетке двери.

Я быстро обошел большой дом сбоку. Мне было слышно, как щебечут, готовясь ко сну, девочки. Сколько же их еще остается там, внутри? Никто не знает: в том-то и дело. Я жалел их всех — всех, кто оставался в доме моего отца, даже ту, что подвела мою мать под приговор.