Героиновая пропасть - Фридрих Незнанский Страница 26

— Существенная добавка, — покивал Турецкий. — Но если мы с тобой сделаем акцент именно на этих обстоятельствах, то тем более важно достать Сипу и вынуть теперь уже из него душу. Ты ж не собираешься рассчитывать на то, что он расколется по первой же твоей просьбе?

— И по второй — тоже. Следовательно, ставку в настоящий момент мы можем делать только на Севу с его ребятами. И еще, если ты внимательно слушал Рожкова, наверняка помнишь его характеристику бывшего командира: неуравновешенный и жестокий. И дело тут наверняка не только в его инвалидности. Ты вспомни нашу с тобой операцию «Фауст», вспомни генерала Серого, лейтенанта Ивонина и его головорезов. Вспомни, это полезно. Вот он откуда, «афганский синдром»…

— Но, Славка, это ж лишь одна сторона дела! Черная, так сказать. А куда ты денешь того же Головача с его парнями?

— Эх, Саня, да они счастливое исключение. Из гребаных правил. Но они прошли той же тропой и сумеют найти общий язык с тем же Сипой или Рогом. Я бы их, честно говоря, и на Каманина кинул, но… Слишком высоко сидит. А так бы раскололся. Увы, не дотянемся…

— А хочется? — подначил Турецкий.

— Ну, я так бы заметил… — после паузы сказал Грязнов. — Из своей квартиры он вряд ли ведет неслужебные разговоры. Ты понимаешь, о чем я? И тем не менее…

— Ну, что касается санкции, Славка, тут не пытайся даже и мечтать. Но ребяткам мы можем посоветовать. Послушать самим, да? А почему бы нет? Без прокола, как говорится. Исключительно для общей информации. Он ведь и из служебного кабинета не станет обсуждать по телефону важные проблемы. А с глазу на глаз? Нельзя исключать. Интересно же, правда? Вот и пусть бы порезвились. Не ставя нас официально при этом в известность. А вот о полном досье на господина Каманина, тут ты абсолютно прав, надо срочно подумать. С Костиной помощью. Дипломаты нам, конечно, ничем не помогут, скорее наоборот. Каста, цеховой интерес и прочее. Зато парни из «конторы» могли бы…

— А ты нашего друга, а?

— Я уж думаю. Но все равно — только с Костиной подачи. Смотри, молодец, а вот мне почему-то сразу в голову не пришло…

Речь в данный момент касалась их общего знакомого, заместителя начальника Управления собственной безопасности ФСБ, имени которого они старались не называть вслух, а если и приходилось, то звали просто Геной.

— Не уверен, что у нашего друга может найтись какая-либо информация на Сипу, но уж на Егора — наверняка. И это так же верно, как и то, что этот коньяк, Саня, — Грязнов поднял и покачал на свет хрустальный графинчик с коньяком, — таковым по большому счету не является и произведен не в солнечном Узбекистане, а где-нибудь в подвалах этого богоугодного заведения.

— Я не хотел тебя расстраивать, — подтвердил Турецкий, — но твой личный знакомец явно дал пенку. Можешь ему сделать втык, а я тебя активно поддержу.

Грязнов не смог избежать искушения вставить фитиля давнему «знакомцу», который, как хозяин ресторана, обязан был иметь прямое oтношение ко всему, что здесь происходит. До сих пор сбоев не случалось. Но всему, видно, наступает конец, даже идеальным отношениям.

Он нажал на кнопку звонка, и тут же появился официант, молодой, лощеный и поглядывающий на гостей с почти незаметным пренебрежением. Грязнов здесь его видел впервые, значит, из новеньких. И он, по всей вероятности, не очень понимал, почему мэтр лично провел этих посетителей в данный кабинет, распоряжался которым исключительно хозяин. Да вот и заказ они сделали весьма средний по местным понятиям, можно сказать, комплексный обед, без учета магического разнообразия и богатства подлинной узбекской кухни. И вывод для себя официант сделал соответствующий: какие-нибудь районные халявщики-чиновники, которые ни черта в жизни не понимают, однако на подлянку способны.

— Тебя как зовут-то, сынок? — ласково спросил Грязнов. — А то гляжу, твоя личность мне незнакома.

— Леонид, — с насмешливой почтительностью склонил голову официант.

— Ишь ты как! Ну что ж, Ленчик, тебя, поди, так кличут приятели? Погляди-ка сходи, не вернулся ли Рустам Алиевич, а если нет, то попроси заглянуть мэтра своего, Ашурали Ибрагимовича. И сам тоже побудь, сделай, сынок, такое мне одолжение. Ну, иди, иди.

Турецкий доедал, точнее, досасывал лагман, хитро поглядывая на важно откинувшегося на спинку стула Грязнова. Вот ведь и рыхловат уже малость, и огненную свою шевелюру хорошо подрастерял, и без формы, а все равно генералом смотрится. Для тех, кто, в отличие от этого мальчика, понимает, с кем дело имеет.

Открылась дверь, и вошел мэтр, легко кивнул обоим гостям. За ним шагнул излишне спокойный официант.

Грязнов показал рукой на стул, и мэтр с легкой улыбкой присел. На самый краешек.

— Ашурали Ибрагимович, дорогой мой, ты меня хорошо знаешь?

Мэтр лишь прижал руку к сердцу.

— Я разве кого-нибудь обижаю без острой необходимости?

Мэтр развел руками, изображая возмущение самой постановкой вопроса.

— Тогда скажи: зачем меня и моего друга, которого ты также прекрасно знаешь, обижают у тебя, дорогой?

Лицо мэтра стало грозным, и он медленно повернул голову в сторону официанта, с физиономии которого вдруг, как-то сами по себе, стекли жизнерадостные краски.

— Объясни, Вячеслав Иванович. Даже не зная дела, я готов заранее, без каких-либо условий, принять на себя твою обиду и тут ж принести самые глубокие извинения. Прости, я слушаю тебя.

— Я так скажу, — Грязнов сделал пафосный жест рукой, — я прямо при тебе, дорогой Ашурали Ибрагимович, вот сейчас готов выпить один весь этот коньяк прямо из горлышка графина, если твой Леонид покажет мне посуду, из которой наливал сюда. Обещаю! — И Грязнов тоже прижал ладонь к сердцу, склонив голову.

Мэтр осторожно, двумя пальцами, взял хрусталь за горлышко, открыл пробку, поднес графин к носу и понюхал. Аккуратно поставил хрусталь на край стола, при этом его лицо начало багроветь, наливаться яростью. Он так же медленно повернулся к официанту, посмотрел на него, помолчал и наконец произнес:

— Пойди переоденься. Скажи: ты больше у нас не работаешь. Иди. Извини меня, Вячеслав Иванович, я сам сейчас все сделаю. Мерзавец.

Он поднялся, склонил голову и, выходя из кабинета, не глядя, небрежно, но ловко подхватил и унес графин.

Турецкий не успел отреагировать, как уже новый официант принес очередное блюдо, а явившийся следом мэтр, уже безо всякого графинчика, самолично откупорил бутылку коньяка, налил в чистые рюмки Грязнову и Турецкому и чуть отошел от стола, как бы предлагая пригубить, что гости немедленно и сделали, изобразив на лицах полнейшее удовлетворение. Если не восхищение.

— Это что-то новое? — оценил Грязнов. — А, Саня?

— Аромат! — Турецкий поцеловал кончики пальцев, сложенные в щепотку.

— Двенадцать лэт! — провозгласил мэтр. — К шашлыку — ум-м! — и воздел руку, после чего водрузил бутылку на стол.