Смерть сказала: может быть - Буало-Нарсежак Страница 26

— Манкируют своими обязанностями? — подсказал ему Лоб.

— Именно так. В этом отношении поведение мадемуазель Маковски было безупречным. Вот почему ее заявление об уходе… к тому же до завершения тура… застало нас врасплох. Нашей первой мыслью было, что у нее не все дома… Я хочу сказать… — он хлопнул себя ладонью по лбу, — что она страдает душевным расстройством. В дальнейшем это и подтвердилось, не так ли?

— А разве это не могло произойти на романтической почве?

— Наверняка нет! Такое впечатление… это мое личное суждение…

— Говорите, прошу вас.

— У меня создалось такое впечатление, что мадемуазель Маковска не могла найти достойного партнера. Я упрощаю, но по сути так оно и есть. Она никогда не упускала случая дать понять, что является дочерью крупного ученого…

— Это сущая правда! — подтвердил Лоб.

— Да неужели? Я-то полагал, что она выдумывает. Ну допустим… Но это не повод корчить из себя разорившуюся графиню.

— А были ли у нее источники к существованию помимо жалованья?

— Чего не знаю, того не знаю. Однако нередко она просила выплатить аванс. Не на тряпки, отнюдь. Она покупала уйму книг с немыслимыми названиями. И всегда держала одну из них под мышкой… Ее коллеги утверждали — чтобы пустить пыль в глаза.

— Наверное, они относились к ней с неприязнью.

— Не скажите. Она вовсе не из тех, кого называют «синий чулок». В чем-то она была необыкновенно мила. Над ней подтрунивали, но незлобиво. Все считали, что ей не везет в жизни.

— Премного благодарен, — распрощался Лоб. — Я начинаю лучше разбираться в этой особе.

На самом деле он испытывал страшное разочарование. В Зининой жизни неопровержимо затаился мужчина. Но как его обнаружить? Впервые у Лоба промелькнула мысль, что она всегда жила двойной жизнью. Вкус к просвещению, скрытный характер, напускное высокомерие в отношении окружающих имели целью пресекать любопытство — разве в этом не проявлялась нарочитость?

В сущности, Зининой жизни во внеслужебное время не знал никто. Возможно, Лонер — книготорговец — был о ней осведомлен лучше. Однако Лоб уже засомневался в этом; Зина начинала рисоваться ему ловкачкой, которая все предусмотрела заранее. И если ей удавалось вводить в заблуждение стольких людей, где гарантия, что в этот самый момент, в Ницце, она не занимается тем же — не водит за нос супругов Нелли? С кем она встречалась, покидая дом якобы для прогулки?.. Абсурдное предположение, разумеется. Лоб тотчас же выбросил его из головы. Однако временами он так сердился на себя за любовь к Зине, что был не прочь находить поводы для нападок, считать ее виноватой. И потом: это было новое, изящное решение проблемы, лучший способ не позволить себя больше дурачить… Сразу же по возвращении в Ниццу он начнет вести за Зиной неослабное наблюдение… Отныне у него имелись на то и повод и извинения. Плохой повод! Недостаточное извинение! Возможно… Но кто начал первый?

Лоб без труда отыскал книжный магазин. Лонер явно не пришел в восторг от такого визита.

— Странная девушка, — сказал он, выслушав Лоба. — Лично мне жаловаться на нее не приходилось, но я так до конца ее и не понял. Я пробовал ею заинтересоваться… Был с ней так любезен, насколько это только возможно со служащей собственного магазина… Но она считала, что ей все чем-то обязаны, и в один прекрасный день покинула меня, не предупредив о своем намерении.

— Была ли она серьезной?.. Иными словами, встречали ли ее с молодыми людьми? Скажем, ждал ли ее кто-нибудь после работы?

У Лонера была физиономия порядочного эльзасца — круглая, румяная, — полная противоположность тому, что вообразил себе Лоб после Зининых откровений.

— Никогда! — ответил тот не задумываясь, так что его нельзя было заподозрить в обмане.

— Она была… кокетлива?.. Ну, не знаю… находясь целыми днями в магазине наедине с вами, она могла…

— О-о!

Лонер был оскорблен в лучших чувствах.

— Начнем с того, — продолжил он, — что в магазине я практически не бывал. В ту пору жена моя серьезно болела, так что у меня не оставалось времени на коммерцию. И потом: я никогда не позволил бы себе никаких вольностей.

Но в таком случае не была ли Зина фантазеркой? Лоб раздражался, чувствуя, как истина ускользает от него.

Расспрашивать Лонера было пустой тратой времени. Он так и не навел Лоба на новый след. Угадывая возрастающее недоверие к нему со стороны книготорговца, Лоб ретировался.

На следующий день, собираясь ехать к Залески, он уже потерял надежду на успех своего предприятия. По всей видимости, опасность, угрожавшая Зине, не могла зародиться на ферме, а возникла немного позже… если предположить, что она существовала, что все — туристический автобус, нападение в Милане, повреждение тормозов, бык — не было чистой случайностью, как и гадюка.

Лоб разыскал Зинину тетку — старую женщину, совершенно разбитую непосильным физическим трудом. Стоило ему заговорить о Зине, и она пригласила его войти в просторную комнату, служившую, похоже, лишь для особо торжественных приемов, и водрузила на стол бутылку водки. Она ужасно разволновалась, сжимая руки под черной шалью, и Лобу не удавалось вставить и словечка… Эта девочка, которую они вырастили как родную дочь… Конечно же, ей не повезло… и потом, она — дитя города… Но все же она могла бы время от времени черкнуть им хоть словечко, сообщить, как дела… Так нет же… Со времени ее отъезда она как в воду канула… Ни разу не прислала хотя бы открытки… а ведь она путешествует по дальним странам… Что ей стоило доставить им удовольствие! Друзья из Страсбурга рассказывали о ней. От случая к случаю!… У нее всегда был такой странный характер. Сколько бы о ней ни пеклись, мсье, все впустую. Такое впечатление, что она всегда витала в облаках…

Она говорила не переставая, с трогательным немецким акцентом, позабыв о посетителе, полностью во власти застарелых обид.

— А между тем эта девочка ни в чем не нуждалась, можете мне поверить. Конечно же, жизнь в послевоенные годы была несладкой. Но на ферме в Зине нуждались. Ведь на Януша рассчитывать не приходилось.

— Януш… Кто такой Януш?

— Ее брат.

— То есть как это? У Зины есть брат?

— Да, разве вы не знали?

Лоб наклонился вперед. На сей раз он наконец ухватился за кончик ниточки.

— Нет, — ответил он, стараясь, чтобы его интерес не выходил за рамки вежливости. — Расскажите мне про этого мальчика. Сколько же ему лет?

Загибая пальцы, она занялась подсчетами.

— Теперь ему должно быть лет тридцать.

— И где же он сейчас?

— Кто может знать? Это был не ребенок, а сущий дьявол… Сатана! С ним невозможно было поладить — он никого не слушался. Если вы делали ему замечание, он исчезал на несколько дней. Случалось, его приводили домой жандармы. Они хорошо нас знали. Знали, что мы тут ни при чем. Они жалели нас, мсье. Да только что проку! А потом…