Куда уходят грешницы, или Гробница Наполеона - Наталья Андреева Страница 26

Поймав его взгляд, Прасковья Федоровна слегка надулась. Красавицу Ингу она всегда недолюбливала. Сид подглядывал за горничной в бинокль, когда та работала у Грушиных. Писательница была уверена: Инга – проститутка, которая мужчинам не отказывает. И берет за это деньги. Деньги! Фи! А Сид…

– Мать, я исчезну на пару сек.

– Куда? – схватила она за руку мужа.

– В сортир! Ты что, и туда меня будешь провожать?

Прасковья Федоровна покосилась на Ингу. Нет, красавица увлечена разговором с Артемом и никуда выходить не собирается. Как только Инга сделает маневр, попытается пойти за Сидом, она тут же встанет из-за стола и двинется следом.

– Хорошо, иди, – милостиво кивнула писательница. – Поднимешься на третий этаж, там хозяйские спальни и санузел. Белая дверь. Она…

– Найду, – нетерпеливо отмахнулся Сид.

И вышел в коридор.

– Куда это он? – подозрительно спросил Валентин Борисюк.

– Освежиться, – кокетливо ответила Прасковья Федоровна.

– Я давно хотел спросить… – И Валентин подсел поближе.

– Пожалуйста-пожалуйста. – Писательница подняла руку, показав тщательно выбритую подмышку, и принялась перекалывать шпильки в пучке. Она считала, что выглядит очень сексуально.

– Вот скажите: много вам, писателям, платят?

– Это коммерческая тайна, – хихикнула Прасковья Федоровна.

– Ну все-таки? На жизнь хватает?

– Ха-ха!

…Сид тем временем поднялся на третий этаж. Перед ним возник ряд дверей. Все белые. Поди разбери, где у них тут сортир! Ну и дом! Громадина! Жена ходила сюда регулярно раз в неделю и с хозяйкой дома была близка, а он выше первого этажа не поднимался. Инга в гости не звала, а что касается хозяйки…

Он невольно сравнивал Ольгу со своей женой. Богата и некрасива. Моложе, конечно, чем Мать, но это ничего не меняет. Выходит, Грушин – тоже альфонс? А как держится! Словно барин! Словно все здесь его!

Сид сюда не ходил. Хозяйка дома его откровенно сторонилась, хозяин недолюбливал и частенько называл Сидором, что звучало оскорбительно.

Теперь же Сид толкнулся в одну из дверей и попал в спальню хозяйки. На кресло небрежно наброшен кружевной пеньюар, здесь же валяется прозрачный, почти невесомый бюстгальтер. Видимо, домработница не слишком усердствовала, делая уборку. Сид не удержался, подошел и указательным пальцем поддел бюстгальтер. Так и есть! Груди у нее почти нет! А талия расплылась, это он давно уже отметил.

Сид положил бюстгальтер на место и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Так тебе и надо, Грушин! Мать, конечно, постарше, чем Ольга, но с бюстом у нее все в порядке. И вообще.

Признаться, исполняя супружеские обязанности, Сид себя не насиловал и никого отвращения к жене не испытывал. Его всегда тянуло к бабам постарше, к материнской, так сказать, груди. Мать (не Паша, а та женщина, что его родила) крепко пила, ребенком не занималась, тычки и подзатыльники раздавала охотно, а на поцелуи была скупа до крайности. Став взрослым, красавчик Сид ценил доброе к себе отношение. И жену называл уважительно: «Мать». Мать – кормилица. Баба что надо!

Сид толкнулся в следующую дверь. Черт его знает? Быть может, это санузел между двумя спальнями? Дверь неслышно открылась.

Картина, открывшаяся ему, поразила до крайности. Засучив левую штанину, Кира выдавливала во вздувшуюся вену на ступне жидкость из шприца, а Грушин стоял рядом и внимательно за этим наблюдал.

Сид оторопел. До него наконец дошло! Вот почему она и зимой и летом ходит в бесформенных балахонах! Штанины до пола, длинные рукава почти закрывают пальцы! У нее же все руки исколоты! И даже ноги! Это настолько его поразило, что необычная обстановка спальни и огромные черно-белые портреты на стенах отошли на второй план.

– Сука… – прошипел он.

Кира вздрогнула и подняла голову. Грушин тоже обернулся.

– Как ты сюда…

– И ты сука! – заорал Сид ему.

Кира отбросила пустой шприц и поспешно опустила штанину. Лицо у нее при этом стало виноватое, как у ребенка, которого родители застали врасплох за разглядыванием непристойных картинок.

– Не торопись. Я все уже видел, – сквозь зубы процедил Сид.

– Послушай, парень… – начал было Грушин.

– Сука! Так вот зачем тебе деньги! Ты колешься! Теперь я понял!

– Что ты понял? – оторопела Кира.

– Да все! Все!

– Сидор, не спеши с выводами, – сказал Грушин.

– Меня зовут Сид.

– Хорошо, Сид. Послушай…

– Да пошел бы ты…

И Сид выскочил в коридор, громко хлопнув дверью.

– Останови его, – попросила Кира.

Грушин кивнул и выскочил за дверь следом за разгневанным плейбоем.

– Сидор! – крикнул он. – Сид, черт тебя возьми! Подожди! Я тебе говорю!

Тот уже был у лестницы.

– Тебе будет интересно это узнать! Постой!

– А я все уже узнал! Интересное!

– Жене побежишь докладывать?

– Хотя бы!

– Не спеши.

– Тебе-то какая печаль? – спросил Сид, задержавшись на верхней ступеньке.

Грушин, приблизившийся к нему, усмехнулся:

– С каких пор ты со мной на «ты»?

– А кто ты такой? За деньги с бабой спишь! Чем ты лучше меня? Бабла у твоей бабы больше? Хата круче?

Грушин нахмурился. Щенок! Прямо-таки руки зачесались! Но сдержал себя, сказал как можно спокойнее:

– Во-первых, твоя жена все знает.

– Врешь!

– Во-вторых… Пойдем, поговорим.

– О чем? – резко спросил Сид.

– Ты многого не понимаешь.

– Не понимаю, что было в шприце? Лекарство от рака! Как же! А я-то думал, что она больная! А она – наркоманка!

– Да тише ты! Тише!

– Что, испугался? Менты, если приедут, наркоту у тебя найдут! Точно! И влепят тебе… лет семь! Мало! Десять!

– А я возьму, да и тебе в карман куртки ее подброшу, – ласково протянул Грушин, – наркоту. Это как?

– Чего-о?

– Кому поверят? Стриптизеру или уважаемому человеку, владельцу фирмы? А? Кому сподручнее таскать в дом наркотики? Мне или тебе? Из ночного клуба? Из притона? А?

– Ну ты гад! – замахнулся на него Сид.

Грушин с легкостью перехватил его руку. Сид слегка удивился: надо же! Какой накачанный! А на вид и не скажешь! Хозяин дома был выше ростом, хотя Сид заметно шире в плечах. Пальцы у Грушина длинные, тонкие. Но хватка железная!