Шипы близкой дружбы - Наталия Антонова Страница 26

– Спасибо, ничего не надо. Давайте просто побеседуем.

Екатерина Григорьевна пожала плечами, всем своим видом показывая, что хозяин – барин. И она была права, так как, несмотря на то что она была хозяйкой квартиры, следователь был хозяином положения.

– Расскажите, что заставило вас отправиться к соседке?

– Как что заставило? – удивилась Екатерина Григорьевна. – Прошло несколько дней, а от Елены ни слуху ни духу.

– Правильно ли я вас понял, что вы поддерживали дружеские отношения?

– Можно сказать и так, – вздохнула женщина. – Правда, я больше общалась с Дуней, чем с Леной.

– С Дуней? – переспросил Наполеонов.

– Ну да, – почему-то нетерпеливо проговорила Еловецкая, но всё-таки пояснила: – Дуня – это Евдокия Семёновна Сорина, домработница Гульковых. Но, по сути, полноценный член семьи. Она за Леной присматривала, когда та ещё маленькая была.

– Сорина приходящая домработница?

– Нет, Дуня живёт здесь!

– Здесь? – сделав удивлённый вид, уточнил Наполеонов.

– Да, не у меня! А у Гульковых!

– Понятно. Где же она сейчас?

– Я уже рассказывала одному из ваших, что у Дуни заболела сестра, и Лена отпустила её домой.

– Да, да, я припоминаю, – проговорил Наполеонов, который ничего и не забывал, просто хотел лично услышать записанное в протоколе от Еловецкой. Сейчас же он решил больше не нервировать женщину. – Скажите, Екатерина Григорьевна, что же, Гулькова жила вдвоём с домработницей?

– Конечно. Почему это вас удивляет?

Проигнорировав её вопрос, он спросил:

– У Гульковой нет родных?

– Из родных у Лены только двоюродная сестра. Племянникам своим она ещё и крёстной матерью приходится.

– Как имя, отчество, фамилия сестры?

– Людмила Витальевна Лунёва.

– Вы сообщили сестре о случившемся?

– Да, – кивнула Еловецкая, – Люда всем теперь и будет заниматься. Ну, вы понимаете, о чём я говорю?

Следователь кивнул.

– А тело Лены скоро выдадут?

– Скоро.

– Вот и ладно, – вздохнула женщина.

– Домработнице Гульковой вы тоже сообщили о гибели её хозяйки?

– Нет! Что вы! – замахала на него обеими руками Еловецкая.

– Как так? – вырвалось у Наполеонова. – Выходит, что Евдокия Семёновна Сорина до сих пор не в курсе?

– Выходит, – согласилась Екатерина Григорьевна и решительно заявила: – Я Дусе ничего говорить не буду! У неё сестра больная! Сама она вся на нервах. Да и сердце у неё не ахти какое здоровое. Хватит её кондрашка! А мне отвечать?!

– Действительно. – Наполеонов задумчиво почесал за ухом. Потом сказал: – Так как Сориной на момент убийства Гульковой ни в квартире, ни даже в городе не было, то и помочь она нам, скорее всего, ничем не сможет. Подождём. Не будем её пока тревожить.

Еловецкая с явным облегчением согласно закивала.

– Екатерина Григорьевна, вы скажите мне лучше, у Гульковой были друзья? Подруги?

– Друзей у Лены было много, чего греха таить, любила она мужской пол. А вот подруга у неё была одна – Светочка Бакунина.

– Они давно знакомы?

– Прилично.

– И где живёт эта Бакунина?

– Где она теперь живёт, я не знаю, но родители её живут на Привозной, дом 11, квартира 25. А Света снимает себе квартиру и живёт теперь там со своим молодым мужем.

– Может быть, у вас есть её телефон?

– На кой он мне? – спросила женщина.

– Мало ли, на всякий случай.

– На всякий случай, – вздохнула женщина, – у меня был телефон Люды. Вот он и пригодился. – Еловецкая помотала головой из стороны в сторону, словно пыталась не дать пролиться подступающим слезам.

Телефон и адрес Лунёвой Наполеонов у соседки спрашивать не стал, так как они уже были в протоколе Абашкина.

– Вы не знаете, кто последним приходил к вашей соседке?

– Точно я, конечно, не знаю. Но накануне её гибели приходил к ней Светин муж Эрнест Анатольевич Тимьянов.

– Она вам об этом сама сказала? – несколько удивился Наполеонов.

– Нет, это он мне сказал.

– Он? – ещё больше удивился следователь. – Вы что же, просите всех приходящих к соседке предъявить паспорт?

– Ну что вы, – невольно рассмеялась женщина.

– Каким же образом вам стало известно его полное имя, отчество и фамилия?

– Мне ещё и его профессия известна, – проговорила Еловецкая.

Брови Наполеонова взмыли вверх.

Решив больше не испытывать терпения следователя, Екатерина Григорьевна рассказала ему о случайной встрече с Тимьяновым во дворе и о том, как он помог ей доставить домой разбаловавшихся внуков.

– Представляете, они у него на руках моментально успокоились. Что значит человек любит и знает детей. Мне бы его способности, а то с малышами сладу нет.

– Где же они теперь? – оглянулся вокруг Наполеонов.

– Сейчас мне не до них, так что перенаправила к свахе.

– Вы не помните, когда именно Тимьянов приходил к Гульковой?

– До обеда.

– А день? Я имею в виду число.

Еловецкая встала и ушла в другую комнату. До чуткого слуха Наполеонова донёсся шелест страниц. «Ежедневник листает», – подумал он.

Еловецкая вернулась и сообщила Наполеонову число. Это был тот самый день, который назвал днём смерти патологоанатом.

Екатерина Григорьевна догадалась, о чём думает следователь, и всплеснула руками:

– То есть Лену тогда и убили?

– Скорее всего, – нехотя выдавил из себя Наполеонов.

– Не может быть! – Еловецкая подошла к окну и стала смотреть на улицу. – Я не могу в это поверить, – произнесла она чуть позже, повернувшись к следователю. – Такой приличный молодой человек.

– Может быть, они поссорились?

– Точно! – воскликнула Еловецкая.

– Что точно?

– Поссорились они!

– Откуда вы знаете? Стены в вашем доме вроде бы не тонкие.

«Не могла же эта дама подслушивать у дверей, – с сомнением подумал Наполеонов, – хотя кто их поймёт, этих дам».

И тут Еловецкая разрешила его сомнения.

– Понимаете, – проговорила она, – он чуть Зульфию с ног не сбил! По крайней мере, ведро с водой у неё из рук выбил. Оно так и покатилось с грохотом по лестнице! Зульфия ругаться стала. Я услышала шум и выглянула, спрашиваю, что и как. Зульфия мне и сказала, что на неё, как ураган, парень налетел, чуть не сшиб её с ног, ведро с водой выбил и даже не извинился.