Пропавшая дочь - Адам Нэвилл Страница 26

Скорее почувствовав, чем услышав движение у себя за спиной, Отец развернулся и присел. Вытянул перед собой руку с пистолетом, осторожно поддерживая ее второй рукой – так он научился стабилизировать оружие. Рори встал и шел на него, с вновь обретенным и поблескивающим ножом в руке, хотя уже превратился в очень удобную мишень.

– Стой, – произнес Отец.

Но Рори не собирался останавливаться и, вероятно, понимал, что у него нет выбора, после того, как из дома Боулза вынесли на носилках двух его дружков с простреленными черепами. И если б не выбитое колено, Рори, возможно, даже добрался бы до Отца и полоснул его по лицу ножом. Поэтому он просто надвигался на Отца, словно старый, хромой троглодит из пещеры. Пистолет кашлянул, и Рори споткнулся, его рука тут же взметнулась к горлу, из которого вырвалось какое-то нечеловеческое клокотание.

Отец целился в грудь и на мгновение удивился, насколько сильно промазал. Не желая больше слышать влажных хрипов из пробитого горла, он подошел и встал за спиной у Рори, который, наклонившись над раковиной, истекал кровью – и выстрелил ему в голову. За большим красным ухом образовалась черная дымящаяся дыра. В зеркале на стене было видно, как щека Рори расцвела черными лохмотьями.

Отец отвернулся и вытер лицо.

В коридоре открывались и хлопали двери. Из жаркой, медно-красной тьмы «Коммодора» донеслись грубые голоса. По лестнице гулко застучали шаги.

Дважды гавкнул пистолет. Штукатурка треснула, подняв перед Отцом облако пыли. Он пригнулся поздно, когда пули уже ударили в стену, и полетел к подножию лестницы. Выставил вперед руку, чтобы предотвратить падение. Тонкие кости в пробитой ножом насильника кисти сместились – и боль вспыхнула красным.

Вся рука была мокрой от крови, отчего казалось, будто ее засовывали в ведро с маслом. Отец был не в состоянии сжать ее в кулак. Захныкав от боли, он поднялся на ноги и направился к входным дверям. Они были открыты, и яркий белый свет освещал обшарпанные деревянные стены, рваный линолеум, пожелтевшие правила безопасности, мимо которых он ковылял по пути на улицу, в послеполуденный ад. Дыхание с хрипом вырывалось из груди, ноги заплетались.

Сверху, из здания, в ответ на выстрелы раздался крик: «Хорош шуметь». Отец не слышал эту фразу уже несколько лет, но знакомые слова не принесли ему успокоения.

– Приведите сюда этого копа, – последовал первый приказ. – Прикончите на улице. За домом.

– Он завалил Рори, – крикнул кто-то, далекий разъяренный голос был приглушен стенами.

Отец выпал из входной двери и, поглощенный шумом и ярким светом улицы, стал размахивать пистолетом. Он хотел, чтобы толпа, стоящая по периметру парковки, видела, что́ он держит и готов использовать.

Маленькие фигурки, словно кошки, бросились в растущие по краям асфальта кусты, облака пыли возвестили об их отступлении. Трое мальчишек перелезли через невысокую бетонную стену. Более рослые фигуры, напрягшись, отступили назад либо пригнулись, но убегать не стали. Остроносый, похожий на хорька парень в бейсболке что-то быстро говорил по телефону, зажав одним пальцем другое ухо, словно солдат, вызывающий подкрепление или сообщающий координаты противника. Отец услышал, как у него за спиной с шумом и криками спускаются по лестнице в фойе «Коммодора». Судя по шуршанию скользящих ног, у дверей они замедлились.

Отец засеменил прочь от здания старого отеля, держа под прицелом входную дверь, на тот случай, если кто-то выйдет из нее. Стреляй восемь раз, считай выстрелы. Последний – себе в рот.

Волоча ноги и спотыкаясь об вывороченные из земли булыжники, Отец завернул на парковку, перед глазами все прыгало и кружилось. Он не мог бежать обратно в город, как и подняться пешком в Аптон, Бартон или Хел. В тех местах было слишком людно, и он представлял, как по пути будут распахиваться двери и окна, а преследующие его длинные вереницы людей будут гнать его, пока у него не кончатся патроны.

Солнце проникло ему в голову и рассеяло все мысли, как бывает при тепловом ударе. Перед глазами появились кадры новостной хроники, которые он наблюдал на протяжении десятилетий: неподвижные тела, лежащие на улицах лицом вниз, грязные и сочащиеся чем-то черным; обугленные кости рук, торчащие из остовов машин, словно все еще взывающие о помощи.

Отец посмотрел на холм, возвышающийся над крышей «Коммодора», застроенный грязно-белыми или красными кирпичными зданиями. Крутой склон с разнообразными стенами и воротами представлял собой настоящую полосу препятствий, которую нужно было пересечь, но, по крайней мере, там росли деревья, за которыми можно было спрятаться и перевести дух. Город состоял из холмов. Так что, вверх и до конца, по такой жаре и, возможно, под обстрелом снизу? Чтобы попасть куда? Отец увидел небо, бледно-голубое и серебристое, отражающее жар ему в лицо, словно гигантский лист полированной жести. Его шляпа взмокла от пота. Вот оно.

Он узнал имена… Алексис, Борис… Стал ближе к ней, чем когда-либо. Или нет? Информация, полученная от этих старых навозных жуков, могла оказаться ложной.

Но если русские похитили ее, то зачем? Требования выкупа не было. Для продажи? Детская проституция. Ее переправили на материк. Цепь, крошечная кровать и его маленькая девочка, у которой не осталось сил, чтобы плакать.

– Боже, нет! – взревел он, и его голос, казалось, напугал молодежь сильнее, чем пистолет, которым он размахивал. Такую боль, со всей ее бессмысленностью, нельзя было сымитировать. Отец бросился бежать.

Мужчины из «Коммодора» последовали за ним. Он пересек парковку и перелез через стену. Мельком видел фигуры у себя за спиной, сквозь ветви деревьев и обжигающий пот, стекающий с волос и затуманивающий зрение. Лысый тип, с коричневым как орех и блестящим черепом, в белой, с расстегнутым воротом, рубахе, указывал влево и вправо, руководя погоней. Другой мужчина был в армейских брюках, еще один – в шортах и грязном жилете. Отец слышал, как они карабкаются на вторую садовую ограду, через которую он только что перелез.

Он поднимался по холму все выше и выше. Ноги словно налились свинцом, раненая рука распухла и пульсировала, а левое плечо по ощущениям напоминало отклеившееся после небрежного ремонта украшение. На стенах, через которые он перелазил, оставались красные отпечатки, на листьях, за которые он хватался, – багровые блестящие мазки и завитушки. Идите за мной. Просто идите по следу. Мы покончим со всем здесь, среди сломанных заборов и неровных террас, под окнами с тонкими оранжевыми шторами, из которых будут выглядывать серые потные лица алкоголиков.

Шляпа сползла на спину, зацепившись шнурком за шею, штаны на коленях порвались. Он с трудом пробрался через третий сад, поцарапав живот об шипы роз, когда спускался к террасе, судя по всему, частного дома. Хлопнула задняя дверь.

В следующем дворе, в который он спрыгнул, Отец налетел на решетчатый забор, который сломался под его весом. Чтобы отдышаться, он просто сел на каменную террасу, усыпанную обломками сухого дерева, и вытер глаза тыльной стороной предплечья. Воздух будто стал слишком густым и скапливался под носом, но не поступал в ноздри. Нижнее белье промокло от пота, штаны спереди потемнели.