Пепел и страховой бес - Игорь Чубаха Страница 25

– Безвременно нас покинувший Эсер, – пожал плечами Пепел.

Лицо продавца приняло очень серьезное выражение, будто у подкрадывающегося к задранной антилопе грифа-падальщика, на которого оглянулся лев.

– Одну минуту. – Он нырнул за перегородку и провозился там минут десять. Вернулся с такой же коробкой, какую вручал толстому бородачу, и так же брякнул ее на прилавок перед Пеплом. – Примите мое сочувствие. Еще что-нибудь?

– Хотелось бы цветочков простеньких, полевых… Штучек пять. Ручных. И лучше желтых, как лимон.

– Желтый цвет – к разлуке, – пропел продавец.

Пепел недобро ухмыльнулся, еще это называется «улыбнулся со значением». Продавец слетал за перегородку и, вернувшись, шлепнул на стол пять маленьких коробочек. На каждой романтично читалась надпись «Кактус Mammillaria applanata».

– Еще что-нибудь?

Пепел не отказался бы от хорошего ствола. Но рисковать, не зная наверняка нужных слов, он опасался, и поэтому кинул тривиальную фразу:

– На ваш автоматически безупречный вкус.

Продавец не удивился. Его узкое лицо просияло. Воровато оглянувшись, хотя в магазине никого не было, он смотался в третий раз на свой невинный склад. Вернулся, заговорчески сопя, бережно и любовно опустил на стойку ярко-зеленую коробку:

– Зеленый – цвет жизни… – сказа он, проведя пальцем по крышке, как в эротических фильмах, и неожиданно на секунду приподнял ее. На дне коробки гордо покоился пустынный орел сорок пятого калибра, спутать который нельзя было ни с одним другим пистолетом. Чудо современной баллистики вызвало у Пепла ироничную дрожь где– то в предплечьях. Хотя никогда раньше он не испытывал особо пламенных чувств к огнестрельному оружию, оставаясь верным старой доброй выкидухе.

– На сегодня остановимся.

– С Вас три пятьсот.

– Евро?

– Это аренда офисных помещений в евро, а у нас солидный бизнес, – счастливый, что приобщен к большому делу, позволил себе приказчицкую шутку барыжка.

Мысленно любуясь новеньким, только что мелькнувшим перед глазами «Магнумом», Пепел подавил привычное желание уйти не расплатившись. Рука покорно полезла в лопатник и, не глядя, почти опустошила его, прощайте, денежки «Формулы-1». Настроение у Пепла ощутимо поднялось.

– А пакетика у Вас не найдется?

– Сколько угодно.

Продавец понимающе глянул, и вытащил из-под прилавка большую дорожную сумку.

– Заверните, – приказал Пепел.

Сервис был на высоте: покупки завернуты, уложены, упакованы, сумка застегнута. Довольный Сергей Ожогов направился к выходу.

– Простите, с вас…

Пепел медленно обернулся – опять взгляд льва на оборзевшего грифа-падальщика.

– За пакетик, – скис продавец, – двести восемьдесят рубчиков…

– Ты насчет рубчиков-то не зарекайся.

Ответом было покорное молчание. Пепел не спешил двигать, припомнив что-то:

– И кстати…

Продавец насторожился, предчувствуя неладное.

– Эту вязанку, – Пепел ткнул пальцем в пучок белых лилий, – моей девушке, улица Бухарестская, двести двадцать, сто семьдесят три. А эту, – палец выцелил бадью с веером алых роз, – Васька, Одиннадцатая линия, сорок четыре, шестнадцать.

* * *

Пока капитан Павлова прихлебывала раскаленный кофе, размышляя о только что проведенных разговорах и их возможных последствиях, тузы теневой медицины на повышенных тонах решали вопрос об экстренном саммите. Не успела капитан Павлова спрятать в стол протокол последнего на сегодня допроса, а ее непутевые коллеги слинять на второй обед, цех на задворках Балтийского вокзала постепенно стал наполняться участниками саммита. В этот раз никто не стремился встретиться в ресторане, не было настроя на спокойную беседу под пузырь старого доброго Хэннесси.

Федор Рукшин, в миру просто Модный, подал идею увидеться на его территории и гарантировал безопасность своим словом, благо, среди восьмерки не числились аллергики, иначе бы взрыв соплей гарантировался. Работники Рукшина получили срочный отгул, естественно, окромя охраны.

– Чукальский! – окликнул Рукшин проверяющего обойму в «Бульдоге» телаша, – глушилку куда сунул?

Боец кивнул напарнику, и тот молча открыл створку металлического шкафа с аптечным стеклом, вторую полку которого занимал подавитель диктофонов «РаМЗес II» ^[7] – гордость Федрора, съевшая две штуки баксов.

– Тебя совсем в спортзале переклинило? – не снисходя до второго воина оскалился командир на вечно сонного Чукальского, – стенка-то из металла. Экранирует!

– А куда? – тряхнул тот русой челкой.

– Сам придумай, гимнаст фигов!

Федор был высоким, атлетичным и красивым в свои сорок шесть лет, одевался от кутюр, не жалея времени и денег. Безукоризненная прича, волосы цвета воронова крыла (не исключено, что крашеные), приторно-блестящие черные глаза, ровные белые зубы, загорелая упругая кожа. Это последнее и придавало ему некоторую неестественность. Впрочем, он пользовался завидным успехом у женщин, и только внимательные подруги, встречавшиеся с ним чаще одного раза, могли заметить узкие шрамы под ушами и на лбу, на линии волос – следы подтяжек. Словом, выглядел Модный, как нестареющий герой-любовник большого экрана.

Чукальский определил прибор в угол под широким умывальником и заслонил фанерной, точь в точь дворницкой лопатой для уборки опилок и рассыпанного сухоцвета.

Пользоваться выпускаемой его хозяйством продукцией Рукшин брезговал – она предназначалась повернутым на народной медицине климаксирующим мадамам и плебеям, потребляющим флаконами настоянную на спирту, типа целебную, дрянь ^[8]. Его бизнес состоял из производства по засушке и фасовке ромашек, ландышей, липового цвета, березовых почек и прочей ерунды, водных и спиртовых настоев этой же ботвы. Бизнес на вершках и корешках.

Первым прибыл Александр Стрельцов, державший две сети аптек, для виду свирепо конкурирующих. Тоже высокий, как Рукшин, но богатырски огромный, он порывисто пожал протянутую руку и промокнул мигом заслезившиеся с непривычки глаза батистовым платочком – концентрация травяных ароматов здесь была такая, что веки щипало. Стрельцов жил в скромном уютном особняке на Петроградской стороне и был доволен жизнью: лицо его сияло внутренней умиротворенностью и благодушием. Телаши сторон нежно ощупали друг дружку взглядами, пытаясь просчитать, у кого какая дура в наплечной кобуре.