Призрак с горы Мертвецов - Инна Балтийская Страница 25

— Я скоро умру. — он говорил без вызова, безнадежным тоном смертельно больного. — Я это знаю. Недаром же иногда кровь застывает в жилах. Тамары тоже давно нет в живых, я чувствую. Я не сплю уже несколько ночей, готовлюсь…

— К чему? — я лихорадочно соображала, как его успокоить. Или, наоборот, он готов во всем признаться, и надо только поднажать?

Не отвечая, он плюхнулся в кресло и замер. Официантка подошла к нам и, гордо выпрямившись, встала за его спиной. Я заказала еще чашечку кофе и два пирожных, и покосилась на Чудинова. Но он смотрел себе под ноги, и никак не отреагировал на мой заказ.

— Юрий Алексеевич, вы убили Тамару? — вырвалось у меня. Все отрепетированные фразы вылетели из головы, и я решила идти напролом. Чудинов вздрогнул, поднял голову и, похоже, немного пришел в себя.

— Что вы себе позволяете? — пытался выкрикнуть он, но голос сорвался.

— Я прочла в дневнике Лили, что вы предупреждали ее о какой-то опасности. — меня уже несло. — Вы знали заранее, что из похода никто не вернется. Что это была за опасность?

Какое-то время он глядел на меня, словно не узнавая. Потом медленно проговорил:

— Она поняла, что я ее предупреждал? Она была умницей. Мне так жаль…

— О чем вы ее предупреждали???

Он снова сгорбился и ушел в себя. Я вскочила с места, сделала шаг к нему и положила руку ему на плечо:

— Юрий Алексеевич, соберитесь. Что произошло в походе?

— Кто-то из группы был не тем, за кого себя выдавал. Я подслушал разговор… — он словно бредил. На высоком, с залысиной лбу выступили капли пота, глаза упорно смотрели вниз. — Кто-то угрожал одному из членов группы, что всех перережут. Но я не знаю, кто… Это мог быть Щеглов, да…

Он судорожно вздохнул и быстро, словно боясь, что его сейчас перебьют, продолжал:

— Я понял, что в гору идти нельзя. Туда придут какие-то уголовники, и, если им не понравится что-то, они просто перережут всем горло. Я не заболел тогда, я просто… просто не хотел идти. И пытался остановить Лилю. Она не захотела остаться со мной… Но я не знаю, что произошло на горе! — теперь он почти кричал. — Я не знаю, кто их всех убил. Я не знаю, кто из наших оказался предателем. Их всех убили, я их всех опознал. Никто не мог выжить!

— Но Щеглов был сильно изуродован. — тихо сказала я, сев в кресло. Официантка плавной походкой приблизилась к нам с небольшим круглым подносиком, небрежно поставила на столик наш заказ и, вдернув носик, отошла. Чудинов словно не заметил ни ее, ни дымящихся на столике чашечек с горячим кофе, ни аппетитных пирожных, украшенных садовой малиной.

— Изуродован, да. Теперь я уже не знаю… ничего не знаю. Возможно, это был не он… но кто??? А тогда я боялся, до смерти, я ведь узнал голос… — и он замолк.

— Ну же! — мне очень хотелось его подтолкнуть, но я сдержалась.

— Лариса, не надо вам в это вникать. — надтреснуто сказал он. — Просто поверьте, лучше было со всем соглашаться. Я хотел жить. Видели бы вы, во что их превратили. А ее… ее прекрасное личико… — он скривился, словно от боли, а потом быстро заговорил, захлебываясь в словах: — И мне кажется, я должен что-то вспомнить. Срочно, немедленно! И это меня спасет, я буду в безопасности. А потом накатывает дикий страх, и перед глазами снова их лица после… Изуродованные… И я понимаю, что сам мог быть среди них. Я почти не сплю, я уже говорил об этом. Но когда забываюсь иногда ночью, то вспоминаю… вижу кого-то… или что-то… что меня скоро убьет. Но просыпаюсь, и снова забываю. Иногда мне кажется, что вот-вот, еще совсем немного, и я все вспомню. Лицо или голос… Я напрягаю память, я пытаюсь изо всех сил, но… Я трус, трус… не могу вспомнить из-за вечного страха, и поэтому мне не спастись!

Он снова замолк, сгорбился, и, глядя себе под ноги, казалось, впал в забытье. У меня внезапно начали жечь глаза. Я потерла их руками, поморгала… Жжение прошло, и я постаралась не думать о нем. О чем беспокоиться? Жжение всегда предупреждало меня об опасности, но сейчас я не нуждаюсь в предупреждениях. Я и так знаю, что меня, вероятно, попытаются убить. Но какое-то странное чувство неудовлетворенности осталось. Какая-то странная мысль мелькнула в голове, но я решительно отогнала ее прочь. Мне надо сосредоточиться, мне надо вывести Чудинова из себя. Прошло минут пять, а он все молчал.

— Что узнала на днях Тамара? Вы стали бояться и ее? — но я уже понимала, что этот вопрос задан в пустоту.

— Не знаю. — теперь он обхватил голову руками и начал раскачиваться из стороны в сторону, как в припадке. Я в ужасе обернулась на официантку, но к счастью, на причале ее не оказалось. Видимо, вошла в домик. Тогда я против воли покосилась в сторону далеких кустов, где должен был сидеть в засаде Панкратов, но тут же отвела взгляд. — Она сказала, что кого-то встретила. Я не поверил. А потом она ушла из дома… и все. Я не знаю, где она. Я не понимаю, куда делся Щеглов — если мне звонил он. Я не понимаю, о чем думает наша полиция! — выкрикнул он. — Почему она не идет пропавших!

— Скажите, ваша жена нашла локоны? — резко спросила я и в упор уставилась на него. Словно конь, остановленный на скаку, он замер, опустил руки в изумлении поглядел на меня сквозь покосившиеся очки. Затем растерянно спросил:

— Какие локоны?

— Которые вы срезали у девушек.

— Лариса, вы, похоже, сошли с ума. — устало ответил Чудинов, нервно поправляя очки. — Впрочем, о чем это я… Все сошли с ума. Иногда мне кажется, что и я сам.

— Юрий Алексеевич, вас видели в квартире убитой девушки. — жестко сказала я.

— Кто меня видел? — его тон звучал все так же убито.

— Я. Я там была. Но… Я не хотела никому об этом говорить.

— Да что за девушка? — нервно спросил он.

— Студентка вашей жены, Маргарита Портнова. Рыжая Марго. Никогда не поверю, что вы ее не помните.

— У моей жены было много студенток. И студентов. — он явно был растерян, но от чего? От того, что я угадала, или потому, что правда не мог вспомнить Марго? — Но где вы меня видели?

— В тот вечер у нее была большая тусовка. И вы там появлялись.

Он лишь помотал головой, затем спросил:

— Когда это было?

— В тот же вечер, когда вы приходили ко мне, за дневником. Это вы помните? А ночью я поехала на тусовку к Марго. И там снова увидела вас.

— Я поехал от вас домой. — сердито бросил он. — Вы обознались. Или у вас, простите, глюки.

— Я обозналась, ваша жена обозналась… — вслух подумала я. Официантка прошествовала мимо нас, выразительно поглядывая на наш столик. Ему непрезентабельному кавалеру, и На ее миловидном личике с курносым вздернутым носом все четче выражалось презрение. Оно относилось и ко мне, и к моему непрезентабельному кавалеру, и, наверное, к нашей беседе на повышенных тонах. Мы ей явно надоели. И бесполезный разговор пора было заканчивать.