Скелет в шкафу - Анна Владимирская Страница 25

Случайно встреченная в Золотом доме пара туристов из Питера предложила отвести киевлян к дому, в котором жил Казанова. Они с энтузиазмом откликнулись на это предложение.

Пока они шли к дому великого любовника, настал черед Поташева блеснуть не столько знаниями, сколько широтой интересов. Он увлеченно пересказывал книгу воспоминаний Казановы. В ней, словно в венецианском зеркале, отразились имена людей и мест, названия отелей, меню обеда, цвет камзола, число проигранных монет, слова женщины, занимавшей его два дня. Благодаря пересказу Алексея и их прогулке в глубину венецианских улочек и переулков все оживало, словно мемуары Казановы были написаны здесь и сейчас, а не более двух веков тому назад.

– Знаете, какой день Джакомо считал потерянным в своей жизни? – спросил рассказчик. Его слушатели отрицательно покачали головами. – Единственный день, когда в Петербурге он проспал тридцать часов кряду. – Алексей насладился произведенным эффектом и (они уже подошли к дому) закончил свой рассказ: – Вся его жизнь была непрерывным движением от одного города к другому, от одной любви к другой, от удачи к неудаче и затем к новой удаче, и так до последнего вздоха!

Посмотрев дом Казановы, наши путешественники распрощались со случайными попутчиками и отправились поесть в гетто [12]. Кто-то из знакомых Поташева говорил, что самая вкусная и недорогая еда в Венеции – именно там.

Маленькое кафе на улице, с четырьмя столиками, не обмануло их ожиданий. Было вкусно и дешево. Разговор сам собой зашел о расставании.

– Ты помнишь, что я из Венеции еду сперва в Падую, потом в Милан. А уже из Милана в Киев. То есть я еще четыре дня пробуду в Италии, – сообщила Лиза.

– Да. Ты говорила. А я делаю зарисовки и фотографирую еще неделю. У меня запланировано несколько встреч с итальянскими дизайнерами и архитекторами. Через неделю буду дома. – Алексей произнес это с улыбкой, так, словно предстоящая разлука его не тревожила. – Всюду же есть вай-фай, будем списываться, sms’ить!

«А и вправду, – подумала Раневская, – зачем я раньше времени начинаю киснуть? Мы же не навсегда расстаемся, а всего на неделю!»

Остаток времени они до вечера бродили по городу, заходили в церкви, которые встречались по дороге, в одной даже увидели свадьбу. И эта католическая свадьба произвела на Елизавету большое впечатление.

Уезжали из Венеции на вапоретто уже поздним вечером, молчали, поверяя чувствами ощущения этого города. Поташеву вспомнились слова великого архитектора Ле Корбюзье: «Венеция – это величайшее архитектурное чудо из всех существующих на земле». Алексей был согласен с классиком.

Их последняя ночь в гостинице была особенно нежной. Они любили так, как в последний раз, понимая, что именно волшебство города подарило им те восхитительные ощущения, какие им удалось здесь испытать. И, хотя оба думали о новой встрече и о том, что ждет их дальше, грусть от расставания с несравненным городом пересиливала все остальные чувства.

Утром Алексей проводил Лизу на автобус. А сам отправился на пристань к вапоретто. В его жизни еще не было подобного опыта, когда не он уезжал и когда он оставался один.

Теперь он понял, что больнее всего тому, кто остается. Пусть даже и в Венеции.

И вот теперь он ходил по тем же местам, по которым они бродили с Лизой, и, странное дело, в них не было очарования!

Еще вчера они проходили возле моста Вздохов над каналом Рио ди Палацио, и он вызывал у них вздохи восторга. Тот факт, что мост был построен между Дворцом дожей и тюрьмой и служил переходом для преступников, ожидающих суда, ничуть не мешал любованию. Сколько рисунков, сколько фотографий сделал он, не в силах спокойно смотреть на крытую галерею с двумя решетчатыми окнами, с утонченной резьбой из белого мрамора! Это произведение искусства никого не могло оставить равнодушным. Но не сегодня. Красота Ponte dei Sospiri померкла для Поташева.

Тогда он решил пойти в музей Коррер, куда они не попали с Лизой, так как пришли уже к закрытию. Она расстроилась, а он пообещал, что непременно посетит его и все в точности ей опишет. Он поспешил в Коррер, располагавшийся на Большом канале. Музей Коррер представляет собой богатую сокровищницу скульптур из мрамора, кости, дерева, бронзы и других материалов; в нем хранятся бесценные коллекции средневекового оружия, редких старопечатных книг и рукописей; здесь есть целые кабинеты китайского и японского фарфора, терракоты, изделий из венецианского стекла (из Мурано); собрание монет, медалей и гемм… Все это чудное, драгоценное, историческое было осмотрено Поташевым без всякого – даже слабого – намека на увлеченность. Ему было скучно, тоскливо, он зевал.

Позвонил своим партнерам, итальянским дизайнерам, и перенес встречу на завтра. Ему уже не хотелось ни архитектуры, ни музеев. Вернувшись в Лидо ди Езоло, он решительно отправился на пляж, где искупался в море. Хотя Адриатическое море в июне, по странной прихоти погоды, было намного холоднее Черного моря в мае (он ездил в Крым в командировку), купание в прохладной воде его не освежило. Он рано лег спать, а на следующее утро поехал на переговоры с итальянцами.

Раневская провела в Падуе и Милане несколько прекрасных, незабываемых дней. Ее ждали музеи, галереи и замок Сфорца с последним шедевром Микеланджело [13]. Впечатления переполняли и не оставляли времени на печаль. Тем более что впереди был родной город, где венецианский роман должен был продолжиться. Она успела отправить Поташеву несколько sms’ок. Посидеть в кафе и написать более подробное письмо времени не было. И, хотя от него известий не поступало, она не очень тревожилась, поскольку знала о том, что он будет очень занят на переговорах с партнерами.

Когда она вернулась в Киев, в ее электронной почте было письмо от любимого.

Здравствуй, Лиза!

Мне непросто было собраться с мыслями, чтобы написать тебе это письмо. Ты можешь называть этот поступок трусостью, но не в моих силах сказать все это, глядя тебе в глаза. Поэтому пишу.

Я не смогу сделать тебя счастливой. И от этого сам буду несчастен. Вот главное, о чем я хотел сказать тебе. Мы провели три волшебных дня и три незабываемые ночи в Венеции. Судьба нарочно свела нас на палубе вапоретто, как будто проверяя нашу способность любить. Мы оба влюбились. Мы потеряли головы и забыли, кто мы на самом деле. Смысл этого нашего курортного романа в его недолговечности. Он был страстным, бурным, романтическим. Мы оба запомним его на всю жизнь. Но курортный роман не продолжается в обычной жизни, а если кто-то и поддерживает такие отношения, то поступает глупо, потому что чудо не может длиться долго.