Изгнание в рай - Анна и Сергей Литвиновы Страница 25

Михаил вздохнул, закрыл поисковик. Вяло, без огонька, поработал над программой. Крепко, но на «игрушку века» никак не тянуло. Можно смело жать на «delete».

«И вообще всю мою жизнь – удалить к черту!» – мелькнула мрачная мысль утром, когда Настя – сонная, равнодушная и причесанная – подала ему яичницу и кофе.

…Севка сегодня ждал его в офисе, но Михаил повернул от дома – не к Москве, а обратно, в сторону рыночка.

Он сам не понимал, что творит, и оттого страшно злился.

Почему он хочет снова увидеть эту нескладную простушку в платочке? Да и не будет ее на рынке очень ранним, морозным утром. Даже молочницы и те приезжают не раньше восьми.

…Но курносенькая уже раскладывала свои уродливые изделия по прилавку.

Здороваться Михаил не стал. Хмуро бросил:

– Где находится детский дом? Адрес, номер? И ты там кто?

– Д… деревня Свиноедово, – пробормотала она. – Улица Ленина, дом один. Детский дом номер шестнадцать для детей-сирот и детей с отклонениями в развитии. А я… педагог-воспитатель.

– Смета есть?

– Чего? – растерялась девушка.

– Ну, сколько вам денег нужно – на подарки?

– Да ребятки любой мелочи будут рады, – вздохнула она.

Посмотрела на него почему-то с укором. И вдруг выпалила:

– Вот я не понимаю, как такое бывает? Барвиха, Жуковка – совсем рядом. «Мерседесы» кругом. А у нас нянечка восемьсот рублей получает, со всеми надбавками. И ребенку в день на питание выделяют пятнадцать рубликов [4]. Целую сосиску на ужин не дашь – пополам делим.

Он цепко на нее взглянул, спросил жестко:

– Ты тоже голодаешь?

Девушка глянула с вызовом:

– Когда-то голодала. Я сама детдомовская. И с головой проблемы были. Потому и тянусь к своим.

– И что у тебя с головой? – внимательно взглянул Михаил.

Она, похоже, хотела еще больше ощетиниться, явно подбирала новую колкость. Но вдруг пробормотала почти виновато:

– Ну, не то что прямо совсем проблемы. В шесть лет диагноз поставили: задержка психического развития. Если бы в ПНИ запихнули, тогда все, полный пипец.

– Куда запихнули?!

– Психоневрологический интернат, жуткое место. Оттуда уже не выходят, – вздохнула она. – Но мне повезло. Добрые люди не испугались диагноза. Взяли под опеку, к себе в семью. Хотели, чтобы я нормальной жизнью жила. Я и жила – пока школу не закончила. Но потом выросла, – подмигнула ему, – и обратно в родную среду. В смысле, работать в детдом пошла. Хотя мама с папой меня уговаривали, чтоб я на младшие классы или на иностранный язык поступала, а не на дефектологию.

Нос картошечкой, глаза раскосые, фигура угловатая. Но приодеть-причесать – получилась бы неплохая дивчина. Не из стандартных красоток, но с изюминкой.

Михаил усмехнулся:

– А как тебя в институт взяли – с задержкой психического развития?

Настя бы укорила: «Воспитанные люди таких вопросов не задают». Но Томский все эти светские экивоки ненавидел.

Впрочем, девчонка и не обиделась. Улыбнулась солнечно:

– А моя болезнь прошла. В смысле, сняли диагноз. Через год, как я в семью попала. В дураки записывают легко. Приходит в детдом комиссия. Три строгие тети. Перед ними я, шестилетняя. Стою перед столом, дрожу от страха. Они мне вопрос: какие цвета у радуги? Но откуда я знаю? Нас никогда в дождь гулять не выпускали. А на картинке внимательно рассмотреть – в голову не приходило. Начала выдумывать: синий, черный, сиреневый… Вот и готово – дурочка. Это потом мне мама и стихи читала, и раскраски покупала. И учила желание загадывать, когда радуга.

Добавила задумчиво:

– Но все равно я очень долго к нормальной жизни привыкала. Только представь: в девять лет впервые увидела холодильник, микроволновку, машину стиральную! В десять мама меня на море вывезла, а я в слезы. Она меня купаться ведет, а я боюсь, что сейчас топить будет. Как старшие девчонки делали – совали головой под кран с водой и вдохнуть не давали. Мама даже обиделась тогда, но я ничего с собой поделать не могла. Глубины боялась, плескалась на мелководье. И до сих пор море обожаю безумно, но далеко не заплываю.

Усмехнулась вымученно:

– Мне потом в институте объяснили: травмы из детства ничем не вылечишь.

А Михаилу вдруг вспомнилось: ему четырнадцать. Все парни в классе обязательно умеют делать что-то полезное. Драться, смешить девчонок, хохмить над учителями, завывать рэп. И только он один не способен ни на что. Лишь подает надежды. Да в чем?! В бесполезной, скучной, никому не нужной физике.

– Я привезу твоим детям подарки, – твердо произнес Михаил.

– Вы врете, – бесхитростно отозвалась девчушка. И немедленно смутилась, забормотала: – Ой, я не хотела вас обижать, извините.

Раскраснелась, нос почему-то побелел, губу прикусила. Никакого сравнения с Настиной ослепительной, хорошо поставленной улыбкой.

«Зато уж эта на мои деньги бизнес-классом за границу не полетит», – усмехнулся про себя Михаил. И спросил:

– Как тебя звать?

– Нина Васильевна, – серьезно отозвалась она. Смутилась, улыбнулась, добавила: – А прозвище – Кнопка. Дети придумали. Потому что нос курносый и я на него давить разрешаю. А чего? Пусть давят. Мне не жаль.

– И мне можно? – Томский ожег ее взглядом.

Дивчина не растерялась:

– Подарки привезете – и хоть сто раз!

* * *

Михаил сначала думал: нанять «газель» да и отправить ее в детдом. Зачем ему нужно тратить собственное время, дежурно улыбаться, когда в благодарностях рассыпаться начнут?

Но подметил, какими глазами шофер грузовичка смотрел на три десятка детских велосипедов из хорошего спортивного магазина, и решил отвезти подарки сам. Заодно и Кнопку (прозвище смешной детдомовке очень подходило) повидает.

Позвонил, предупредил:

– Приеду сегодня. Пусть бухгалтерия бумаги готовит. Потом лично проверю, чтобы все на балансе оказалось. И директора предупреди: я по детдому пройду. Сам посмотрю, что вам еще надо.

– Ой, Мишенька… – растроганно пробормотала Кнопка. И добавила с удивлением: – И правда не наврал!

Когда Насте что-то от него было надо, она тоже звала его уменьшительным именем. (Чем дороже хотела подарок, тем ласковее прозвища придумывала.) Но сроду не удавалось ей вложить в простенького Мишеньку столько восторга. А ведь он лично Кнопке не вез ничего. Остановиться, купить хотя бы цветов? Совсем глупо.

Впрочем, весь его сегодняшний день – сплошное недоразумение. Вместо того чтобы работать над новой игрушкой, сбежал из офиса. Отправился в магазин, вдумчиво, будто себе, выбирал велосипеды. И платил с личной карточки. Хотя Сева сто раз ему говорил, что благотворительность надо со счета фирмы проводить. И обязательно под это дело пресс-конференцию, журналистов подогнать – чтобы не просто деньги спускать, а формировать попутно благоприятный имидж.