Хранительница тайн - Кейт Мортон Страница 25

Страницу Генри Дженкинса в Википедии нельзя было назвать излишне подробной. Родился в Йоркшире в 1901 году, женился в Оксфорде в 1938 году, жил в Лондоне, в доме 25 по Кемпден-гроув, умер в Суффолке в 1961 году. Его романы продавались на двух сайтах, торгующих подержанными книгами (Лорел заказала два). Имя Генри Дженкинса упоминалось также в «Списке выпускников школы Нордстром» и в статье «Куда там вымыслу: таинственные литературные смерти». Лорел ознакомилась с оценкой литературных трудов Генри Дженкинса: мрачная полуавтобиографическая проза, антигерои из рабочего класса, но гораздо чаще упоминалось его разоблачение в качестве «суффолкского извращенца». С замиранием сердца она листала страницу за страницей, опасаясь обнаружить знакомое имя или адрес.

Однако тревоги были напрасны. Ни единого упоминания о Дороти Николсон, матери оскаровской лауреатки и победительницы опроса «Лицо нации» (второе место), ни единого намека о ноже для особых случаев, плачущем младенце и семейном пикнике на берегу ручья. Место, где умер Генри Дженкинс, описывалось как «сельская местность вблизи Левенхэма, Суффолк». Разумеется. Иначе и быть не могло. Нынешние сетевые историки оказались достойными продолжателями благородных фальсификаторов из далекого тысяча девятьсот шестьдесят первого: слава Генри Дженкинса пришлась на довоенные годы, по окончании Второй мировой его звезда закатилась. Он потерял деньги, влияние, друзей и постепенно утратил всякое понятие о приличиях, взамен обретя бесчестье. Впрочем, даже о его позоре успели забыть. Лорел читала и перечитывала историю Генри Дженкинса, и с каждым разом карандашный набросок обретал краски. Она сама уже почти поверила в ту версию событий, которая стала общепринятой.

А потом Лорел случайно открыла безобидный на вид сайт «Имаджинариум Руперта Холдстока», и на экране, словно в окошке, возникла фотография. На снимке он выглядел моложе, но это, несомненно, был он, Генри Дженкинс. Лорел бросило в жар. Фотографии Генри Дженкинса не было ни в одной газете, и Лорел видела его лицо впервые после того, как заметила на садовой дорожке странного незнакомца в шляпе.

Не в силах устоять, она запустила поиск по картинкам. Спустя двадцать семь сотых долей секунды Гугл выдал целый экран одинаковых снимков слегка измененных пропорций. В таком виде Генри Дженкинс выглядел зловеще. (Или это ее домыслы? Скрип калитки, рычание Барнаби, белая рубашка, побуревшая от крови). Ряды одинаковых черно-белых снимков: официальный костюм, темные усы, тяжелые брови, пугающе прямой взгляд. «Привет, Дороти». Ей показалось, что тонкие губы на экране шевельнулись. «Давненько не виделись».

Она захлопнула ноутбук, и комната погрузилась во тьму.

Лорел отказывалась смотреть на фотографию Генри Дженкинса, но не могла перестать думать о нем, о его доме, за углом от ее собственного, а когда пришла первая книга, прочла ее от корки до корки.

«Бывшая служанка», восьмая книга Генри Дженкинса, опубликованная в сороковом году, повествовала о романе известного писателя с горничной его жены. Служанка по имени Салли – весьма распутная девица, главный герой, несчастный малый, его красивая, но холодная жена. Чтение оказалось по-своему увлекательным, если вы не против мрачноватой тяжеловесной прозы: яркие персонажи, проблема выбора, вставшая перед героем, особенно когда Салли и его жена подружились. В финале главный герой почти решается разорвать опостылевшую связь и мучительно размышляет над последствиями своего поступка. Бедная девушка совершенно потеряла голову, и неудивительно. Судя по тому, как Генри Дженкинс описывал себя – то есть главного героя, – было из-за чего.

Лорел снова посмотрела на чердачное окно дома номер двадцать пять. Всем известно, что Генри Дженкинс заимствовал сюжеты из жизни. Маме приходилось работать прислугой (именно в качестве горничной она и попала в пансион бабушки Николсон); мама дружила с Вивьен и, совершенно очевидно, не испытывала дружеских чувств к Генри Дженкинсу. Могла ли история Салли оказаться историей ее матери? Возможно ли, что Долли когда-то жила под этой крышей и была влюблена в хозяина? И не объясняется ли то, чему Лорел стала свидетельницей тем давним летним днем, гневом отвергнутой женщины?

Возможно.

Пока Лорел размышляла, как разузнать, работала ли юная особа по имени Дороти в доме писателя Генри Дженкинса, парадная дверь распахнулась, и крыльцо заполонили пухлые ножки в колготках и вязаные шапочки с помпонами. Домовладельцы не жалуют незнакомцев, которые шляются возле их дверей без дела, поэтому Дороти опустила голову и сделала вид, будто роется в сумочке, однако, как и полагается записной любительнице совать нос в чужие дела, краем глаза продолжала наблюдать. Вскоре из дома показалась женщина с младенцем на руках, трое детишек крутились возле ее ног, четвертый – ничего себе! – детский голосок раздавался откуда-то из недр дома.

Женщина пятилась по ступенькам, и Лорел уже готова была предложить ей помощь, когда из дверей возник четвертый ребенок, мальчик лет пяти-шести. Вместе с матерью они стащили коляску вниз, после чего семейство направилось в сторону Кенсингтон-Черч-стрит. Одна из девочек вприпрыжку скакала впереди, а мальчик отстал. Малыш совершенно ушел в себя, он волнообразными движениями сводил и разводил руки и наблюдал, склонив голову набок, как они вращаются, словно падающие листья, и одновременно шевелил губами, словно бормоча про себя какую-то песенку. Он напомнил Лорел ее брата, Джерри.

Милый Джерри. Он всегда был особенным. Первые шесть лет младший брат не промолвил ни слова, и малознакомые люди считали, что малыш отстает в развитии. (Соседям, привыкшим к шумным сестрам Николсон, его молчание казалось неестественным). Впрочем, они ошибались, Джерри был умен, невероятно умен. Он собирал факты и доказательства, аксиомы и теоремы, ответы на вопросы, которые никогда не приходили в голову Лорел, о времени и пространстве, и о том, что лежит между ними. Когда шестилетний Джерри решил наконец воспользоваться для общения языком, он спросил, что они думают о способах выпрямления Пизанской башни (об этом говорили в программе новостей несколько дней назад).

– Джулиан!

Воспоминания рассеялись, и Лорел поняла, что мать малыша зовет его.

Левая рука мальчика опустилась, он посмотрел вверх, и его глаза удивленно расширились.

Удивление, затем узнавание. Лорел давно привыкла к подобной реакции, впрочем, узнавание не всегда следовало за удивлением. («Мы знакомы? Вы из банка?»)

Она кивнула и уже хотела уходить, когда мальчик уверенно промолвил:

– Вы – папина тетя.

– Джу-ли-ан!

Лорел обернулась, встречая взгляд странного малыша.

– Что?

– Вы – папина тетя.

Не успела Лорел ничего сказать, а малыш уже унесся вслед за матерью, его распахнутые руки следовали за невидимыми течениями Кемпден-гроув.