Ласковый голос смерти - Элизабет Хейнс Страница 25

На работе кто-то оставил на кухонном столе свежий номер «Брайарстоун кроникл». Газета вся усыпана крошками, на первой полосе масляное пятно; в обычных обстоятельствах я бы просто взял ее двумя пальцами и бросил в мусорную корзину, а потом протер стол дезинфицирующим средством и вымыл руки.

Но сегодня мое внимание привлекла врезка на первой полосе. Я читаю ее, склонившись над столом, — речь идет о начавшейся в пятницу трогательной кампании «Возлюби ближнего своего». Похоже, каждого призывают постучать в дверь соседа и проверить, жив ли он еще.

Если бы не двое сидящих за столами прямо за дверью, я бы расхохотался во весь голос. Какой в этом толк? В лучшем случае все, чего они добьются, — найдут тех, кого еще не обнаружили. Не знаю, сколько их. Я не всегда читаю газеты, а многие случаи даже не попадают в новости.

Внезапно в голову приходит мысль — чудесная, светлая, сладостная и вместе с тем опасная. Я могу позвонить газетчикам и сказать, где найти остальных, избавив от лишних хлопот с их кампанией. В конце концов, добропорядочным жителям Брайарстоуна есть чем заняться и без того, чтобы выяснять, как дела у их соседей. И разве не будет добрым поступком с моей стороны сообщить им — не беспокоя полицию, и без того заваленную делами о кражах, изнасилованиях и прочих жутких преступлениях, — где искать других мертвецов?

Я весь дрожу от возбуждения и, к своему удивлению, испытываю внезапную и неодолимую эрекцию.

Сажусь на кухонный стол — чего обычно не делаю, ведь никогда не угадаешь, кто сидел на нем до тебя, — чтобы скрыть предательскую выпуклость в штанах. Смогу ли я? И стоит ли? А собственно, почему бы и нет? Можно сделать так, что обо мне вообще никто не узнает. И тогда все станет намного интереснее, намного более захватывающе. За прошедший год я получил немало удовольствия, но последние случаи уже не так занимали меня. Мне до сих пор кажется, что я поступаю правильно, меня охватывает возбуждение каждый раз, когда я ухожу прочь, оставляя их наедине с собой, но оно уже далеко не то, что в первые несколько раз. Мне нужно — как там пишут в таблоидах? — поднять ставку.

Подумаешь, пресса узнает, что все это делается специально. Каким образом или зачем — им все равно не понять. Скорее всего, они даже не поверят, что подобное возможно, — в конце концов, все эти люди умерли по естественным причинам. Ни о какой нечестной игре не может быть и речи.

Стоит лишь кое-кому позвонить — или нет, даже лучше отправить письмо по почте, обычной или электронной, — и все! Представляю себе, что они напечатают в следующем выпуске! Просто круто! Может, даже привлечет внимание всей страны!

Эрекция усиливается, не желая ослабевать. Решение принято. Больше нет никаких «если» — только «когда» и «как». Я уже вижу совершенно новый подход к делу, ощущаю прилив вдохновения.

Я беру со стола газету, больше не обращая внимания на крошки или масляное пятно, и складываю ее пополам. Небрежно держа ее перед собой, я выхожу из кухни и спешу мимо столов в вестибюль, где ныряю в приткнувшийся за углом возле лифтов туалет для инвалидов. Заперев дверь, я расстегиваю штаны и расстилаю на грязном полу газету — разворот с фотографиями тех самых людей, какими их я никогда не видел, фотографиями улыбающихся лиц разного возраста, счастливых лиц, задолго до того, как я их встретил, до того, как я избавил их от боли, показав им выход. Глядя на них, я изо всех сил работаю кулаком, пока наконец не кончаю прямо на газету, на их лица.