Библиотека географа - Джон Фасман Страница 25

В пропуске Юрий обозначался не аспирантом и выпускником филологического факультета, но инженером, командированным в эти края для «надзора за перспективным планированием и развитием создаваемого республиканского Музея таджикской социалистической культуры». Определенно какая-то часть его сущности, утраченная во время длительного путешествия по железной дороге до Ленинабада, и являлась тем самым не обозначенным в пропуске лингвистом, на месте которого с официального одобрения властей утвердился пресловутый инженер.

У сержанта были могучее телосложение деревенского парня, румяное лицо и светлые волосы. Он держался нарочито серьезно, будто дал зарок при посторонних не шутить и вообще не позволять себе каких-либо проявлений легкомыслия, хотя казался весьма жизнерадостным человеком. Они с Кулиным, тоже светловолосым и облаченным в военную форму, стояли на платформе в окружении смуглых длиннобородых людей. Сержант, казалось, испытывал неловкость от необходимости проверять бумаги у образованного человека, пусть даже и младше его годами. Вернув Кулину документы, он четким, красивым движением отдал ему честь и повел к ожидавшей их машине, где снова мог вернуться к комфортному для себя прислужничеству.

— Вам выделена квартира в военном городке Ленинабада, — сказал сержант Юрию. — Моя фамилия Кравчук. Я назначен к вам водителем на все то время, что вы пробудете здесь.

Машина — разболтанные и заляпанные грязью «жигули» — вздрогнула, тронулась с места и по мощеной дороге покатила от станции к военному городку. К тому времени как они добрались до офицерских домов — похожих на пакгаузы зданий с грязно-серыми стенами, впитавшими, казалось, всю здешнюю пыль и носившиеся в воздухе испарения, — Юрий почувствовал такую усталость, будто последние пятнадцать километров катил перед собой бревно. В офицерской столовой он заказал стандартный обед — мясные котлеты (большую часть в которых составлял хлеб), картофельное пюре и политый растительным маслом овощной салат из тертой моркови, свеклы и капусты с чайной ложечкой сметаны сверху. Обедавшие в столовой люди объединялись в шумные компании или сидели за столиками в одиночестве, застыв в мрачном молчании.

— Должно быть, вы наш гость. Инженер, — сказал остановившийся перед Юрием военный лет пятидесяти с пронизывающим взглядом и большой орденской планкой. Волосы у него были чуть длиннее, чем у других офицеров, а манеры гораздо свободнее.

Юрий поднялся с места.

— Инженер Кулин. Позвольте спросить: как вы узнали, что я гражданский специалист, а не переведенный сюда офицер? Ведь я тоже в военной форме.

— Вот, значит, что вас интересует… — Незнакомец некоторое время гипнотизировал его взглядом и наконец указал на стоявшие перед ним тарелки. — Ваши застольные манеры — вот что вас выдало. Вы режете мясо, пользуясь ножом и вилкой, и салат тоже едите вилкой. Между тем большинство находящихся здесь кадровых военных, — он широким жестом обвел помещение столовой, — всё едят ложками, а вилку используют как лопатку, подгребая ею в ложку побольше пищи. Обладать приличными манерами естественно. Невероятно другое: сохранить их, пройдя курс военной подготовки. Вы ведь служили в армии, не так ли?

— Так точно. В Таджикистане.

— Ну и как? Поубавилось у вас умения владеть ножом и вилкой? — Кулин стоял молча, помимо воли опустив глаза и уставившись в крышку стола. — Впрочем, можете не отвечать, — тонко улыбнулся человек с орденской планкой. — Вы, разумеется, постарались не показать этого своей матери, когда вернулись домой, не так ли?

— Так точно.

— Впрочем, я подошел к вашему столику, чтобы поздороваться, а не изводить расспросами. Я полковник Воскресеньев. Живу в офицерском доме в ста метрах от этого здания. Так что, если возникнут проблемы, заходите.

— Благодарю вас. При случае обязательно воспользуюсь вашим любезным приглашением.

— Вы играете в шахматы, Кулин?

— Нет, товарищ полковник.

— Очень жаль. Ну, я пойду… Приятного аппетита.

В своей комнате Юрий выложил на стол вещи, необходимые для работы: бумагу, карандаши, таджикско-русский и узбекско-русский словари. Хотя он свободно владел обоими языками, инструкции требовали, чтобы словари постоянно находились при нем — из-за фотографии, на которую ему не хотелось даже смотреть, не говоря уже об использовании по назначению. Потом он достал и положил на стол подшитую изнутри бархатом сумку, которая хранилась в секретном отделении его чемодана. После этого еще раз повторил полученные инструкции, касавшиеся человека, с которым он должен был встретиться, а также условий предполагаемого обмена. Два музыкальных инструмента за чью-то жизнь — странно и чрезмерно жестоко, но ему напомнили, что он не военный, а штатский. Последнее означало, что в случае успешного завершения дела он уже через два дня сядет в московский поезд, через неделю займет кабинет в Министерстве культуры, а в июне следующего года, защитив диссертацию, получит приличную должность в том же высоком учреждении.

После сытного завтрака, состоявшего из омлета, каши и чая с черным хлебом, Кулин и Кравчук сели в машину и покатили в северном направлении.

— Итак, товарищ инженер…

— Прошу вас, Кравчук, зовите меня Юрий. Я не военный.

— Но в армии-то служили?

— Служил. В Душанбе, кстати сказать. Но за три года мне так и не удалось посетить Ферганскую долину.

— Ну, коли вы настаиваете, тов… то есть Юрий, буду звать вас по имени. Что же касается меня, то я простой мужик из-под Харькова. — Он ударил себя в грудь, издав при этом короткий отрывистый смешок. — И думаю только о том, как бы побыстрее вернуться домой, где у меня участок земли, и заняться сельским хозяйством… Между прочим, я слышал, что вы вчера встречались с полковником.

— Да, встречался. Очень вежливый товарищ.

— Вежливый, — подтвердил Кравчук, скривив губы в скептической улыбке. — Если вы на его стороне. Странный человек. Из Прибалтики, знаете ли, а коли так… — Он сделал неопределенное движение, что могло означать: слегка тронутый, не от мира сего или просто, допустим, имеющий склонность к гомосексуализму.

Кулин откашлялся, прочищая горло.

— И давно вы здесь служите?

— Какое у нас сегодня число? Ага! Двадцать пятое сентября тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Стало быть, я здесь уже одиннадцать месяцев, две недели и три дня. Если уж быть совершенно точным. — Он рассмеялся и немного помолчал. — Как бы то ни было, мой приятель, который служит у генерала писарем, утверждает, что скоро всех нас отправят отсюда в Афганистан. Генерал говорит, что мы должны выполнить свой интернациональный долг.

Кулин поморщился: одно дело разъезжать здесь в машине с важным видом, и совсем другое — отправляться в Афганистан. Во время своих научных изысканий он читал отчеты о неудачных действиях британских войск у горного перевала Хабир и понимал, что это будет тяжелое испытание и для Советской армии.

— Скажите, если возможно, зачем вас сюда прислали, Юрий? Не возьму в толк, какого черта здесь нужно строить музей.