Проклятие рода Плавциев - Данила Комастри Монтанари Страница 25

Накануне ноябрьских нон

— Ради Гекаты и всех повелителей Аида! — воскликнула Помпония, содрогнувшись. — Его любимые птицы пробили ему голову!

— Его любимые птицы или какой-то острый инструмент, — заметил Аврелий. — Все теперь кричат о воле рока. Я же думаю, наоборот, два смертельных случая подряд — это уже слишком. Сначала Аттик, теперь Секунд. Есть о чем подумать, не тревожа богов. Кастор, выясни-ка, может, видели кого-нибудь, кто направлялся к вольеру.

— Уже выяснял, хозяин, — спокойно ответил александриец. — Немногое, однако, удалось узнать. Из-за сегодняшних жертвоприношений люди все время сновали туда-сюда, и теперь уже трудно установить, когда и куда проходили члены семьи. Одно ясно: как только закончился обряд, старый Гней сразу ушел в свою комнату отдыхать, как всегда, под присмотром Паулины.

— Выходит, никаких улик, — вздохнул сенатор.

— Я спрашивал и про коралловое кольцо, но горничные никогда не видели такого. А вот Секунда в юности помнят многие пожилые слуги. Похоже, его отношения с мачехой поначалу складывались как нельзя лучше, но после рождения Сильвия они резко испортились.

— Что ж, получается, он ревновал к ребенку? Но ведь Секунд был тогда уже взрослым! — рассудил Аврелий.

— Рыбы, птицы и насекомые всех заставят сгнить, — проговорила Помпония, следившая за ходом его мыслей. — Но что бы это значило?

— Сивилла нарочно выражается туманно, — заметил Кастор с высоты своего александрийского образования. — Предсказания оракулов двусмысленны и поддаются различным толкованиям, иначе как могли бы жрецы утверждать, что их пророчества всегда верны? Вспомни бедного Креза, который спросил оракула, начинать ли ему войну с персами. Ему сказано было, что, начав ее, он погубит великое царство. И он действительно погубил, но свое собственное, а не персов!

— «Пойдешь, вернешься, не умрешь на войне!» [40]предсказано было одному бедняку, который потом, надо ли пояснять, сложил голову на поле битвы, — добавил Аврелий. — А разгневанным родственникам оракул объяснил, что пророчество следовало понимать так: «Пойдешь, не вернешься, умрешь на войне!»

— Так что, в конце концов, сивилла всегда права, — заключила Помпония.

— Теперь, возвращаясь к рыбам, птицам и насекомым, думаю, что знаю, как нужно толковать эти загадочные слова, — заявил сенатор и вскоре, приглашенный в покои несчастных родителей, получил тому подтверждение.

— Все предсказано еще тогда… — проговорил старый, убитый горем Плавций, опираясь на руку жены. — Значение пророчества слишком понятно, сенатор. Садись, расскажу.

И Публий Аврелий еще раз выслушал историю германской рабыни.

— Я посадил в саду два дерева, это мои законные сыновья, и они засохли, — печально произнес Гней. — Но мое семя проросло в другом месте — в жилище рабов: пышно разросшееся в огороде фиговое дерево — это Сильвий!

Паулина, которая всегда умела владеть собой, не сдержала нервного жеста.

— Аврелий, попробуй образумить его: он хочет назначить его своим наследником! Сильвий — достойнейший молодой человек, ничего не могу возразить, но разве этого достаточно, чтобы передать ему все — и имя, и состояние…

— Нельзя противиться воле рока, Паулина! — смиренно произнес старик. — Ты всегда оставалась рядом со мной. И прошу тебя, поддержи меня и теперь. То, что я собираюсь сделать, не отвечает твоим убеждениям, знаю, что все меня будут осуждать, но Сильвий — моя кровь, даже если родила его женщина из варварского племени!

— Тебе будет трудно оформить признание его сыном, — заметил Аврелий.

— Нет. Его мать давно получила свободу, значит, по закону Сильвий рожден свободным. Ничто не мешает узаконить его, если такова моя воля. Я намерен оставить ему все, что у меня есть. Оракул предвидел это еще прежде, чем Сильвий появился на свет! Аппиана прочитала пророчество, но не смогла понять его значение.

— Твоя первая жена когда-нибудь говорила что-либо об этом пророчестве?