Дневник покойника - Андрей Троицкий Страница 25

Радченко вылез из такси возле проходной комбината строительных пластмасс. В директорской приемной умирал в кадке чахлый фикус. Секретарь – женщина с круглым красным лицом, будто его натерли кирпичом, листала кулинарный журнал.

– Как дела на заводе? – бодро спросил гость. – Производительность труда растет?

– Не падает, – поправила секретарь. – Падать уже некуда. Работаем две смены в неделю. Нашим линолеумом все склады забиты, а продаж нет.

Бросив взгляд на галстук и часы посетителя, она отложила чтение, решив, что без звонка явился какой-то важный заказчик. Узнав, что нежданный гость – приятель директора, который разыскивает Нурбекова по личному делу, женщина насторожилась:

– Если так, то должны знать, что директора сегодня не будет. И завтра тоже. И всю следующую неделю. Надо было заранее позвонить.

Ответ не смутил Радченко, который без труда находил самую короткую тропку к сердцу любого секретаря. Он вытащил флакончик духов и шепотом сообщил, что это последняя разработка французских парфюмеров, еще не поступившая в продажу. Через минуту он знал, что дела на заводе совсем плохи, выявлены факты хищений и растраты казенных денег. Не исключено, что для Нурбекова все кончится очень плохо – судом и тюрьмой. Недавно директор развелся с женой, предварительно записав на нее все свое движимое и недвижимое имущество. Он боится ареста и конфискации всего нажитого.

Недавно запущена процедура банкротства, Фазиль Нурбеков фактически отстранен от работы, его кресло занял управляющий, назначенный на собрании акционеров. Недавно Нурбеков побывал в Москве, просил о помощи очень влиятельного человека. Но вернулся ни с чем.

Секретарь по памяти назвала домашний и мобильный телефон директора и его адрес. Сегодня Нурбеков здесь не появлялся, он собирался вылететь к дяде в Самару. С какой целью он летит к дяде, которого, как сам говорил, не видел года три, – неизвестно. Хотя женское сердце подсказывает, что бывший директор хочет скрыться от следствия. Но если немного поторопиться, можно поймать Нурбекова в его частном доме на другом конце города.

– Только я вам ничего не говорила, – прижала к губам указательный палец секретарь.

– Разумеется, – улыбнулся Радченко.

Он вышел за ворота комбината и сел в такси. По дороге набрал номер мобильного телефона Нурбекова, но никто не ответил. Дома трубку снял мальчик с высоким ломким голосом, сказал несколько бессвязных слов и бросил трубку.

Елена вернулась через полчаса, пробурчала, что начальство вечно чего-то требует, а работать некогда, и уселась на стул, закинув ногу на ногу. Девяткин увидел симпатичные колени и сделал заключение, что Елена не носит юбку под халатом. И блузку тоже не носит. Только нижнее белье. Впрочем, за ношение нижнего белья в тюрьму не сажают. Даже наоборот…

– Пока следствие на закончено, мы не знаем, что важно, а что нет, – сказал он. – Мы собираем факты. Этих фактов и так немного, а вы своими показаниями вносите путаницу…

– Очень хорошо, тогда оформите меня на пятнадцать суток. Посижу пару недель в прохладной камере, отдохну.

– С этим успеется, – пообещал Девяткин и продолжил разговор: – Дознаватель задавал вам несколько вопросов, но вы были неискренни. Сказали, что у второй жены вашего отца был только один ребенок, а о старшем брате, Игоре Граче, не упомянули. По нашей картотеке Игорь проходит как преступный авторитет.

– После похорон отца я была не в том состоянии, чтобы выслушивать вопросы и думать над ответами. Но сейчас, чтобы не доставлять мучений увечному человеку, – выразительно посмотрела на загипсованную ногу Девяткина Елена, – я готова все разжевать. Да, в то время, когда Лукин ушел из нашей семьи к этой певице с мужской фамилией Грач, у нее было двое детей. Павел – младший, а Игорь старший. Кажется, Павлу тогда было лет десять. А Игорю – двенадцать.

– Игорь был трудным ребенком?

– Обычным ребенком, которому не хватало любви родителей. Отец пытался нас познакомить, сделать друзьями, ведь мы были ровесниками. Он привел мальчиков к нам в дом, но ничего путного из этой затеи не вышло. Мать лежала больная, а я с ними играть не стала. Отец с мальчиками съели по куску торта и ушли. А из материного кошелька пропали все деньги. У меня была свинья-копилка; так этот Игорь ухитрился за минуту, когда я отвернулась, выгрести оттуда все купюры при помощи загнутой конторской скрепки, только мелочь оставил.

– Понимаю, уже тогда его руки тянулись к чужому.

– Чтобы отучить Игоря от дурных привычек, мать пыталась пристроить его в Суворовское училище. Его выгнали через полгода за то, что стрелял из рогатки в портреты важных политиков, развешанные в коридоре, а потом поджег матрас у соседа по комнате. Он стал ходить в обычную школу. Но оттуда его турнули за кражу пальто у одноклассника. Были еще какие-то похождения, затем он куда-то пропал. Я как-то спросила отца, какова судьба этого мальчика, но он не ответил. Разговор на эту тему был ему неприятен. Это все, что мне известно. Даже не знаю, жив ли Игорь.

– Представьте, жив, – кивнул Девяткин. – В четырнадцать лет он попал в колонию для малолетних преступников и вышел на волю в восемнадцать. Последний раз Игорь Грач освободился из мест лишения свободы около двух месяцев назад.